Я пошарил в сумке, собранной для меня Гаспаром. Не то что бы я собирался найти там коня — просто хотел знать, что у меня есть. В торбе обнаружилось полкаравая хлеба, нож, огниво и туго свернутый шерстяной плащ. Я его тут же надел, но все равно не мог согреться.
Ближе всего из деревенских строений к нашему дому была мельница. К ней-то я и направился, держа путь на ее неподвижные ветряные крылья. Спотыкаясь в ночном вереске, я вспомнил, как что-то далекое-далекое, что как раз на этой мельнице живет Кэтти, девушка, с которой я впервые в жизни целовался. Это почему-то мнилось мне добрым знаком. Кроме того, я знал из недавних хозяйственных разъездов, что мельник Якоб живет богато, у него хорошая лошадка, и кажется, есть еще осел для хозяйственных нужд. Осел, пожалуй, мне сейчас больше подойдет… особенно если на выбор предлагается телега. В седле я вряд ли удержался бы, даже на смиренной крестьянской кобылке.
В обычное время я добрался бы пешком от холма до мельницы за четверть часа; но теперь эта дорога заняла, похоже, пару часов. По пути я раза три упал, запутавшись в собственных ногах, и еще то и дело останавливался отдохнуть и посидеть. Хотя с тех пор, как я покинул дом, мне стало несравненно лучше, я все же понимал, что мысль о лошадке — мудрая. Своим ходом я просто не доберусь до монастыря — не то что к утру, к концу недели; до тех пор либо помру, либо меня поймают. Не стоило надеяться, что Этельред не начнет меня искать, как только обнаружит пустую кровать.
Наконец я доковылял до плетня и блаженно на него облокотился. Во дворе тотчас же заухал тяжелый лай: мельник держал очень злых кобелей, сразу двух, мало одного. Но я был рад, что псы разбудят хозяина вместо меня и не придется поднимать шума. Я сел, привалившись к плетню спиной, закрыл глаза от усталости и стал ждать.
Вскоре грохнула дверь. Во дворе закачался огонек — это мельник, высоченный молодой мужик, шел к воротам, размахивая масляным фонариком.
— Эй, кого принесло? Кто собак дразнит? Давай, отзывайся, а то спущу псов!
Эти самые псы прежде не раз юлили под ногами моего коня, радостно махая хвостами. Я и сейчас с удовольствием почесал бы им уши и бока! Но не дожидаясь исполнения угрозы, все-таки отозвался:
— Эй, Якоб! Это я. Я здесь.
Шаги захрустели в моем направлении: я сидел не у самых ворот, а чуть в стороне — где застала усталость. Фонарик заколебался над самой моей головой: мужик смотрел сквозь прореху в плетне, возвышаясь надо мной. Он вообще был здоровенный, этот мельник.
— Я? Это какое же такое я? Говори толком, бродяга.