Я поднялся быстрее, чем Робин, и направился к нему, обнажая меч. О трех сшибках речь не шла — Божий Суд тем и отличен от турнирного поединка, что в нем не меняют оружие, а оба наши копья разлетелись в щепы. В одно из немногих мгновений в жизни меня охватил блаженный жар, радость, вдохновение боя.
Мне на миг показалось, что Робин и вовсе не встанет, что он умер, потерял сознание. Но он зашевелился, когда я был в двух шагах, и с неожиданным проворством вскочил на ноги. Однако левая рука его, державшая щит, беспомощно свисала вдоль туловища. Сломана, действительно сломана! Издалека приходил сильный гул — и я догадывался, хотя и не думал об этом нарочно, что это не в моей голове гудит, а на трибунах.
Щит Робина, такой же белый, как и у меня, бесполезно болтался на уровне живота. Отлично. Ковать железо, пока горячо. Я бросился на противника, желая взять его скоростью, но Робин затанцевал вокруг меня таким точно образом, как мне советовал делать сэр Райнер. Впервые мне показалось, что Робин не то что бы меня и больше. Так, повыше чуть-чуть. Его узкий подбородок с напряженной челюстью виднелся из-под шлема, и снова меня посетил дикий образ, что я бьюсь с Роландом.
Я наконец достал его — сразу несколько раз, и все благодаря не работающему щиту. Один раз получилось довольно сильно, от доспеха отлетел налокотник и со звоном укатился прочь. Робин часто дышал. Я тоже начал терять дыхание и решил брать напором, пока остались силы. Я постарался достать его снизу вверх, под щит; не знаю, как у него это получилось, но Робин сломанной рукой вдруг сделал нечто, и мой меч оказался зажат у него под мышкой. Я приноровился бить его в лицо краем щита, но тут на меня обрушилась полная тьма, и между грохотом и полетом в нее я успел осознать, что несколько раз подряд получил по голове. Туда, в то самое место, о, моя голова.
Не может быть, сказал я сам себе, я же победил, не может этого быть. И успел услышать — полный бред, но я слышал своими ушами — приближающийся, растущий голос Роланда. Не тех маскарадных Роландовых близнецов, что мне снились, и не его темного брата, нет, настоящего моего друга, настоящий голос — не тот, что обвинял меня у подножия холма. Живой. Очень красивый.
— Остановите! Я скажу! Остановите поединок!..
Да, он требовал остановить.
Глава 12. Мы все — за себя, и Господь за всех
Сегодня день святого Варнавы, четвертый день после моего поединка, третий — с тех пор, как я пришел в себя. Я умираю, сэры. Я получил рану в голову, в прежнюю рану, и удивительно, почему я не умер мгновенно. Но так тоже бывает, объяснил мне брат Гермунд, лекарь. Он честно сказал мне, что я, должно быть, умру сегодня. Вчера он говорил то же самое, но я очень просил Господа, чтобы мне успеть дописать эту книгу, и вот — я еще жив. Осталось дописать всего несколько страниц — и я свободен.