Мечи резали воздух так быстро, что слух бодрило гудение, короткие вспышки которого заставляли помнить, что это игра со смертью, а не просто невинное обрядовое действо. Мы были в неравном положении, потому что противнику-то можно меня убить любым угодным способом, а мне нельзя. Но ничего. Гнев — плохой советчик, а тренировки с наставником — плохая закалка перед смертельной схваткой с бывшим гладиатором, охотником на демонов, учеником семьи Одей, офицером особых войск и так далее.
В какой-то момент моя рука развернулась сама, гарда вгрызлась в гарду, и клинок Атейлера выскользнул из пальцев. Мне пришлось крепко приложить ему локтем и плечом, чтоб успеть освободить свой меч и не дать ему перехватить его оружие. Приём совершенно не аристократический, но зато действенный и простой, как я сам. Ну, что ж вы хотите. «Бальные танцы» со взбесившимся от отчаяния и ярости лордом успели меня задолбать. По мне, так навалиться бы всей кучей и спеленать, как ребёнка. Но нет же, традиции, изволь, командир, отдуваться за чужие представления.
Мгновением позже, когда меч поднялся к горлу лорда и задрожал у кадыка вполне интернациональным и даже межмировым намёком, раздражение отпустило меня. Пришлось самому себе признаться, что всё честно, и если моё положение даёт мне всякие привилегии и особые возможности, то время от времени за это приходится отдуваться.
— Пусть ваша светлость соблаговолит сдаться, — проговорил я сквозь зубы.
Высокомерное бешенство в глазах моего противника вспыхнуло снова, хоть и приглушённо. Блин, опять я что-то не так сказал. Или что-то не то.
— Связать его светлость! — коротко приказал я, и как только за Атейлера взялись руки моих заместителей, опустил наконец меч. Не сразу рискнул отвернуться, когда же всё-таки сделал это, обнаружил, что рядом теперь не только мои люди, но и люди госпожи Солор. И сама она, не торопясь спешиться с пластуна, смотрела на господина Атейлера, которому вязали руки. И не только на него, но и на тех его приближённых, которые сочли возможным сдаться или же были повержены и захвачены в плен.
Долго смотрела. Будь я на их месте, чувствовал бы себя очень неуютно под таким, казалось бы, совершенно бесстрастным взором.
Потом спешилась.
— Очень жаль, — проговорила женщина. — Очень жаль, что таков конец благородного семейства, ведущего свой род от государя, который положил начало истории нашей Империи. Очень жаль, что столь благородная династия будет стёрта с лица земли потому, что её глава забыл свой долг. И свою честь.
— Я исполнил свой долг, Аштия, — брюзгливо ответил Атейлер. — Я стремился дать этой стране закон и мир. И спасти её от тирании существа, которое даже человеком не является.