Евгения ворочалась на кухонном диване, стараясь не скрипеть пружинами. Она долго читала и не хотела мешать Лильке, которая легла в одиннадцать.
А если Лилька устроила свой обычный трюк? Но он! Но Костя! Выходит, она, Евгения, для него просто никто?
Рыдания подступали к горлу, но она не позволяла им вырваться наружу.
Они с Лилькой не обсуждали происшедшее, казалось, их отношения остались прежними. Сегодня днем они говорили о том, когда и как начнут работать у Ирины Андреевны.
— Снова вместе, да? — голос Лильки был полон энергии. — Феромоновые приманки — это ведь черт знает что! Ты представляешь, если Ирина Андреевна все-таки захочет соединиться с парфюмерами, то тогда… — Казалось, ей не хватает слов, чтобы выразить свой восторг.
— Но уже есть духи и туалетная вода, кремы с феромонами, — сообщила Евгения. — Я видела рекламу.
— Правда? Не слышала.
— Мама считает, что все это так, чепуха. — Евгения поморщилась.
— Но то, что она делает, ведь вовсе не чепуха! — Лилька сказала с таким жаром, что Евгения удивленно взглянула на нее.
— Ты что имеешь в виду?
— Как что? — Крошечная пауза. Потом быстрое: — А бега? — На Лилькином лице — крайняя степень удивления и, как будто, облегчение. Но все это Евгения заметила только сейчас, ночью, мысленно возвращаясь к дневному разговору.
— А, ты про них. Но это же насекомые. С человеком все по-другому. Я думаю, бабушка и мама занимались феромонами человека. Не знаю, они проверяли их на людях или нет.
— Нетрудно проверить, — Лилька равнодушно пожала плечами.
Евгения повернулась на бок, диван скрипнул, она закрыла глаза, стараясь удержать слезы.
Костя звонил каждый день. Он встречал ее после занятий, высматривал в дверях библиотеки, укрываясь от ветра за постаментом памятника Достоевскому, слегка завидуя писателю — тот почти сидит, а он стоит часами. Он пытался убедить Евгению снова и снова — он не знает, не понимает, что на него накатило.
Евгения не отталкивала его, она разговаривала с ним, как с обычным знакомым — вежливо, не более того.
А ночами она плакала — так, что хозяйская подушка промокла за эти ночи насквозь. Много раз хотелось вскочить среди ночи, наброситься с кулаками на Лильку, завопить во все горло:
— Что ты наделала! Зачем ты все это сделала?
Но она натягивала одеяло на голову, снова утыкалась в подушку, давала слезам еще большую волю. Она твердила себе: Лилька сделала только то, что всегда. Она проверила Костю. И он не выдержал испытания.
Но зачем, зачем она это сделала? — поднимался протест из самых глубин. Это же мой Костя! Кто ее просил?