А может быть… у Лильки были какие-то духи?
Но он бы почувствовал.
Он помнит, как уткнулся носом между ее грудей, они сдавили ему ноздри, ничего, кроме запаха кожи, только он, сладковатый… Не такой свежий, как у Евгении. С тех пор он много читал и узнал о запахах кое-что. Мы пахнем тем, что едим. Евгения любила фрукты, а Лилька не могла жить без мяса.
Помнил он и другое, как бы не хотел забыть — собственное отчаяние. Он знал, что должен оторваться от Лильки, но его плоть искала свой путь. Лилька не впускала его. Она завлекла его, играла с ним, но не давала сделать то, за чем влекла. Она возбуждала, доводила до экстаза, но уворачивалась.
Это была чистая правда, когда он кричал Евгении:
— Ничего не было! Ничего!
Уже после, когда Евгения не поверила ему, он сам засомневался.
Иногда его охватывала злость на Евгению. Хорошо, даже если бы что-то произошло по дури, глупости, неизвестно, почему еще? Неужели это причина для разрыва навсегда?
Но полного разрыва нет, успокаивал он себя. Это размолвка, рана затянется со временем. С того дня он старался не замечать призывные взгляды женщин, он жаждал взгляда только одной.
Костас звонил Евгении, она говорила с ним, он заставлял себя думать, что этого ему достаточно. Пока достаточно, по крайней мере, его разуму. С плотью можно договориться — мужчины знают, как.
А она? Как Евгения справляется с собой, с тревогой думал он ночами. Она пылкая женщина, нежная. Она из тех, кого надо обнимать каждую ночь, ласкать и нежить.
Костас не верил, что Евгения выбросила его из головы. Тетка Мария часто летала в Москву. Она виделась с Ириной Андреевной, с Евгенией, говорила, что все будет хорошо… Тетка всегда любила его больше других племянников и племянниц.
— Никого нет в ее сердце, успокойся, — твердила она ему. — А я есть? — хотел спросить он. — Евгения занимается только приманками. Больше ничем. Феромоны, феромоны, феромоны… Наследство надо отрабатывать. Сам знаешь — бабушка и мать приготовили ей занятие на всю жизнь. Подруга тоже работает у Карцевой.
Костас почувствовал, как загорелась кожа под футболкой. Лилька могла приманить его феромонами?
Костасу стало зябко. Он посмотрел на небо, оно, как и прежде, оставалось безмятежно-голубым. Потом его взгляд прошелся по морю — оно спокойно, полный штиль. Это внутри у него хмуро и мятежно…
А если Евгения попросила Лильку протестировать его? Он представил, как она дает подруге что-то и говорит:
— Подмани… Проверь.
Сердце заныло — ну и дурак ты, Костас. Разве не помнишь ее лицо? Когда она увидела его в постели с Лилькой. Нет, Евгения никогда бы так не поступила.