С мутных предвечерних небес сошел снег с дождем. Евдокия сидела на обочине, баюкала своего огромного дитятю. Сережа всхлипывал, уткнувшись ей в распухший живот. Взвыла сирена «Скорой помощи». Появились две желто-синие милицейские машины.
— Мать Евдокия! — позвал Лучников.
Баба дико на него посмотрела, потом, видимо, узнала.
— Иди своей дорогой, приезжий, — незнакомым хриплым голосом сказала она, — Никого я не врачую и никаких ответов не знаю. Приезжай в Колядино летом, когда птахи поют, когда травка зеленая. Иди таперича!
— Благослови, мать Евдокия, — попросил Лучников. Баба подняла было руку, но потом снова ее упрятала.
— Иди к своим немцам, в Крымию, у вас там церквей навалом, там и благословись.
Она отвернулась от Лучникова и выпятила нижнюю губу, как будто давая понять, что он для нас больше не существует.
— Очень великолепно! — гаркнул рядом солдат. Он уже тащил откуда-то стальной трос. — Сейчас бы бутылку и полностью великолепно!
Лучников пошел по обочине обледеневшего шоссе в сторону города. Он поднял воротник своего кашмирового сен-жерменского пальто, обхватил себя руками, но мокрый злой ветер России пронизывал его до костей, и кости тряслись, и, тупо глядя на тянущиеся в полях длинные однообразные строения механизированных коровников, он чувствовал свою полную непричастность ко всему, что его сейчас окружало, ко всему, что здесь произошло, происходит или произойдет в будущем. Последнее, что записал его магнитофон, был крик капитана милиции:
— Проезжай, не задерживайся!
* * *
… Пока он все это слушал и вспоминал. Кристина выбралась из-под его бока. Она взяла с подоконника какой-то маленький комочек, встряхнула его, и это оказалось ее платье. Вскоре она, причесанная и в платье, сидела у стола, курила и наливала себе в стакан херес.
— Что это за дикие звуки? — спросила она, подбородком показывая на магнитофон.
— Это вас не касается, — сказал Лучников. Она кивнула, погасила сигарету и потянулась.
— Ну, я, пожалуй, пойду. Благодарю вас, сэр.
— Я тоже вам благодарен. Это было мило с вашей стороны. Уже в дверях она обернулась.
— Один вопрос. Вы, наверное, думали, что к вам Памела придет? — Честно говоря, я ничего не думал на этот счет.
— Пока, — сказала Кристина. — Памела там внизу с Тони. Пока, мистер Мальборо.
— Всего доброго, Кристина, — очень вежливо попрощался Лучников.
Оставшись в одиночестве, налил себе стакан и закурил сигарету.
«Да, совсем не трудно переменить курс „Курьера“, — подумал он. — Нет ничего легче, чем презирать эту страну, нашу страну, мою, во всяком случае. Кстати, в завтрашнем номере как раз и идет репортаж о советских дорогах. Да-да, как это я забыл, это же внутренний диссидентский материал, ему цены нет. „Путешествие через страну кафе“. Анонимный материал из Москвы, талантливое издевательство над кошмарными советскими придорожными кафе. Быть может, этого достаточно, чтобы на несколько дней сберечь свою шкуру?»