Очередной звонок прервал нашу прогулку, и Джонатан, взглянув на экран, убрал телефон в карман с выражением явного неудовольствия.
- Вас все время беспокоят, - сочувственно сказала я. - Наверное, поклонники узнают телефон...
- Нет, это не поклонники, - со вздохом ответил Джонатан. - Это моя бывшая жена. Согласно решению суда она не имеет права подходить ко мне ближе, чем на сто метров. Впрочем, это не мешает ей звонить.
Признание меня неприятно поразило, и от растерянности я не нашла ничего лучше, чем спросить:
- Вы были женаты?
Джонатан бросил на меня изучающий взгляд.
- Почему это вас так удивляет? Да, был. Вообще-то дважды. Но все уже в прошлом.
Я кивнула на телефон, который снова издал писк.
- Судя по всему, ваша жена так не думает. Вы не ответите?
Он покачал головой.
- Нет. К этому часу, я думаю, она уже очень пьяна и просто обзванивает записную книжку.
Порой мой язык - быстрее мысли.
- По всей видимости, ваше имя встречается в ней чаще других, - вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать, что же я такое говорю.
Джонатан недоверчиво посмотрел на меня, и уголки его губ приподнялись в хитрой улыбке.
- Вы ревнуете меня? - уточнил он.
Моим щекам стало жарко.
- Простите, - пробормотала я. - Это было совершенно неуместно.
Джонатан остановился, вынуждая меня сделать то же самое: моя рука все еще покоилась на сгибе его локтя.
- Не говорите так, - мягко сказал он. - И не извиняйтесь, пожалуйста. Все, что вы делаете, абсолютно уместно. Вы беспокоитесь за меня -
значит, что я вам небезразличен.
Я не знала, что сказать. Джонатан не ошибся -- я действительно волновалась за него и не хотела, чтобы кто-то причинил ему вред. Но было ли у меня право так к нему относиться?
- Я прав? - тихо спросил он, сокращая и так незначительную дистанцию между нами. - Скажите мне.
Говорить я была совершенно не в силах, а потому просто наклонила голову.
- Ева, - позвал Джонатан. - Посмотрите на меня.
Встретившись с ним глазами, я замерла от нахлынувших эмоций. То, что я чувствовала к нему, было невозможно описать словами. Прочитав это в моем взгляде, он поднял руку и коснулся моих волос - осторожно поправил выбившуюся от ветра прядь и остановился, безмолвно спрашивая разрешения продолжать. Мои ресницы сомкнулись в знак согласия, и Джонатан едва ощутимо дотронулся моей щеки, кончиками пальцев обвел контур губ... Его прикосновения были легче перышка -- никакой грубости, никакого желания показать свою власть или воспользоваться моей беспомощностью.