«Мы не просто «люди книги», но и люди голливудских фильмов и телевизионных минисериалов, журнальных статей и газетных колонок, комиксов и академических симпозиумов. Как только значительная озабоченность Холокостом распространилась в среде американского еврейства, то она, в силу важной роли евреев в американских СМИ и среди элит, формирующих общественное мнение, немедленно и естественным образом начала проникать и в основную культуру.» (Novick 1999, стр. 12)
Изначально, Холокост пропагандировался для усиления поддержки Израиля после арабо-израильских войн 1967 и 1973 годов: «Еврейские организации… [изображали] трудности Израиля как вызванные исключительно тем, что мир позабыл о Холокосте. Контекст Холокоста позволял нивелировать любые легитимные основания для критики Израиля и исключать даже саму возможность того, что в причинах израильских проблем могла быть и доля его ответственности» (Novick 1999, стр. 155). Когда угроза существованию Израиля ослабла, главными функциями Холокоста стали консолидация и пропаганда еврейской идентичности и борьба с ассимиляцией и метисацией среди евреев. В этот период, Холокост также использовался как противоядие против антисемитизма среди не-евреев. В последнее время это сопровождалось крупномасштабными усилиями в сфере образования (включая обязательные курсы в публичных школах нескольких штатов), проталкиваемых еврейскими организациями с помощью тысяч специалистов по Холокосту, с целью донести урок о том, что «толерантность и этническое многообразие — это хорошо; ненависть — это плохо, с основным акцентом на «негуманном отношении человека к человеку»» (стр. 258–259). Таким образом, Холокост превратился в инструмент для продвижения еврейских этнических интересов не только как символ, направленный на выработку морального отвращения к использованию насилия против этнических меньшинств — прототипически, конечно же, евреев, но и как средство заглушения противников массивной мульти-этнической иммиграции в Западные общества. Как описывается в КК, способствование массивной мультиэтнической иммиграции было целью еврейских групп с конца 19-го века.
Активисты еврейского Холокоста настаивали на «непостижимости и необъяснимости Холокоста» (Novick 1999, стр. 178), что, очевидно, является попыткой нивелировать любую рациональную дискуссию о его причинах и предотвратить сравнение с многочисленными другими примерами межэтнического насилия. «Даже многие сильно религиозные евреи часто готовы натуралистически обсуждать основополагающие мифы иудаизма, тем самым подвергая их рациональному, схоластическому анализу. Но когда речь заходит о «необъяснимой мистерии» Холокоста, то они не желают использовать точно такой же стиль рассуждений, рассматривая применение рационального анализа к этому субьекту неприемлимым или даже святотатским» (стр. 200). Активист Холокоста Эли Визель «видит Холокост событием, по религиозной значимости «равным синайскому откровению»; причем попытки «лишить Холокост священного ореола или демистифицировать его» являются, по его мнению, скрытой формой антисемитизма» (стр. 201).