Ментальность Холокоста очень широко распространена среди евреев. Опрос, проведенный в 1998 году, обнаружил, что «поминовение Холокоста» было «чрезвычайно важным» или «очень важным» для еврейской идентичности — часто намного более важным, чем что-либо еще, как, например, регулярное посещение синагоги или путешествие в Израиль. Для многих американских евреев их еврейская идентичность гораздо важнее американской идентичности: «В последнее время стало не просто позволительным, но в некоторых кругах даже похвальным для американских евреев заявлять о примате своей еврейской лояльности над американской» (Novick 1999, стр. 34). (также смотрите выше комментарии представителя АЕКомитета Стефана Стейнлайта.)
Однако, ментальность Холокоста не ограничивается еврейскими кругами, но она превратилась в общепризнанную американскую культурную икону. Помимо множества музеев Холокоста, разбросанных по всей стране, и быстро растущего числа обязательных курсов о Холокосте в американских публичных школах, все большее число университетов и колледжей учреждают кафедры Исследований Холокоста. «Учитывая все институты Холокоста любого рода в Соединенных Штатах, мы получим тысячи полностью оплачиваемых специалистов Холокоста, чьей единственной задачей является активное поддержание памяти о нем» (Novick 1999, стр. 277). Эти усилия были очень успешны. В опросе, проведенном в 1990 году, значительное большинство опрошенных согласились, что Холокост «был самой ужасной трагедией в истории» (Novick 1999, стр. 232, выделено как в тексте). В последнее время, главным применением Холокоста как культурной иконы стала ратификация мультикультурализма. Между 80 и 90 процентов опрошенных согласились, что необходимость защиты прав меньшинств и «не следовать слепо за всеми» стали уроками, извлеченными из Холокоста. Респонденты в похожих пропорциях согласились с тем, что «для того, чтобы Холокост не повторился, нужно чтобы люди продолжали о нем слышать».
Эти усилия были наиболее успешными, по-видимому, в Германии, где «критическое обсуждение евреев… является практически невозможным. Безразлично, консерватор или либерал, но современный немецкий интеллектуал, произнесший о евреях, Холокосте, или эффектах послевоенной политики на немецкое общество что-либо, выходящее за пределы узкого разрешенного спектра кодифицированных набожностей, рискует тем самым совершить профессиональное или социальное самоубийство» (Anderson 2001). Обсуждение работ еврейских интеллектуалов стало доминирующим в немецкой интеллектуальной жизни при практически полном исключении трудов немцев — не-евреев. Многие из этих интеллектуалов, включая Вальтера Беньямина, Теодора Адорно, Герберта Маркузе, Ханны Арендт, Пауля Целана и Зигмунда Фрейда, являются субъектами исследования в КК. «Бизнес Холокоста» превратился в главный элемент современной немецкой культурной и политической жизни. Немцы преуспевают в дебатах о Холокосте и о немецкой обязанности сохранить память о нем, в том числе проводя кампании за воздвижение гигантского мемориала погибшим евреям в историческом центре Берлина, или же слетаясь слушать грубые и ненаучные диатрибы американского ученого Дэвида Гольдхагена против немецкого национального характера» (Anderson 2001). Ученые утеряли всякое чувство нормальных стандартов интеллектуального критицизма и стали более или менее полностью идентифициоровать себя с еврейскими жертвами нацизма.