— Тут недалеко, — настороженно оглянувшись по сторонам, заговорщицки прошептала Полина. — В Лулусквабале. Полсотни миль туда, полсотни обратно… за недельку управимся?
— В Лулусквабале… — словно стирая все эмоции, Пелевин с силой провел по лицу ладонью и, прикусив губу, замолчал. — В Лулусквабале, — очнувшись от полиного тычка кулачком под ребра, задумчиво повторил траппер, — пойдем. За пару дней соберемся и пойдем, точнее побежим.
— А с чего нам бегать-то? — недоуменно дернула бровью Полина, скормив Фее очередной кусок мясного пирога. — Вроде никуда не опаздываем?
— Каждое утро в Африке просыпается газель, — тоном проповедника перед паствой начал объяснять Пелевин. — Она должна бежать быстрее льва, иначе погибнет. — Охлопав себя по карманам, траппер извлек кисет и трубку. — Каждое утро в Африке просыпается и лев. — Чиркнув спичкой, Алексей поднес огонь к чубуку. — Он должен бежать быстрее газели, иначе умрет от голода. — Раскурив трубку, Пелевин с наслаждением выдохнул облако ароматного дыма и назидательно взмахнул чубуком. — Не важно, кто ты — газель или лев. Когда встает солнце, надо бежать.
— Ни-че-го-не-по-ни-маю, — самым скептическим тоном произнесла Полина, глядя на Алексея, словно сестра милосердия на душевнобольного.
— Вроде по-русски говорил, — недовольно проворчал охотник, сдвигая посуду в кучу. — Смотри, — траппер отодвинул на левый край стола кружку Полины, — это — войска сэра Робертса. Это, — проводник отодвинул тарелку на противоположный край, — силы Де Ветта. Посередине, — допив кофе одним глотком, Алексей брякнул свою кружку на столешницу, — Скомпсванне. Единственный в этих горушках проход. И англичане, и буры, спеша столкнуться лоб в лоб, несутся к этой дыре. И если мы не хотим познакомиться с теми и с другими, нам надо очень быстро перебирать ножками, то есть — бежать. Понятно?
— Понятно, — обреченно вздохнула Полина и, немного подумав, умоляюще взглянула на Пелевина. — Лёш, а Лёш? А может, все же на фургончике нашем, а? Или хотя бы на лошадках. Если пешком побежим, Фея лапки собьет…
Услышав подобное заявление, Пелевин сморщился, словно от зубной боли, промычал что-то бессвязное и, бессильно махнув рукой, поплелся к лестнице.
— Лё-ё-ёш! — неторопливо поглаживая кошку, окликнула его Полина. — Так чего в дорогу-то брать?
Теша себя слабой надеждой подремать (хотя и понимая, что не получится), Алексей поднялся в номер, уныло покосился на кровать и, не запирая дверь, плюхнулся на стул. Расчет оказался верным. Не прошло и пяти минут, как по лестнице дробно простучали каблучки и в приоткрытую дверь просунулись две хитрющие физиономии: снизу — Феи, сверху — Полины. Углядев, что оппонент настроен мирно, в общем и целом к переговорам готов и опасности не представляет, дамы беззвучно просочились в комнату и устроились за столом. Точнее: Поля — за столом, Фея — на столе. Правда, когда Бирюш возмущенно взрыкнул, а Пелевин многообещающе занес руку, кошка, предпочитая шипеть на мужланов, находясь на недоступной для тех позиции, резво перебралась на колени хозяйке. Впрочем, подобное развлечение оказалось кратковременным — рабочее совещание прошло молниеносно. Уточнив размеры наличности, вкладываемой в оснащение экспедиции и, намереваясь побродить по городу, Пелевин распрощался с женской половиной компании. В принципе, девушки могли бы доставить немало приятных минут и всячески скрасить своим обществом унылую серость подготовительной суеты… вот только, ляпнув, что-нибудь невпопад и не вовремя, и вреда могли причинить немерено. Рассудив, что через день-два общества Полины и ее хвостатой компаньонки и так будет в избытке, траппер отправил обеих домой и сам быстренько смылся из гостиницы.