— А что я? — с легким напряжением в голосе, обеспокоенно спросил Арсенин. — Купец как купец…
— Не перебивай, — Глэдис, демонстративно надув губки, прикрыла ладошкой рот Всеслава. — Ты хотел знать, что в тебе не так, значит, слушай. То, что ни немецкий, ни английский тебе не родные, становится ясно на второй минуте разговора. Произношение хорошее, но акцент присутствует. Не пойму, какой, но есть. Твои компаньоны… Вот те двое, что постарше, они ни капли не похожи на купцов, но зато очень напоминают телохранителей. Я, правда, не могу понять, зачем тебе нужны и двое других… Ну тот, турок, и тот, что так здорово играет на гитаре. Было бы весьма печально узнать, что он так же великолепно режет глотки…
— Не волнуйся, — криво усмехнулся Арсенин, глядя поверх женской головы. — Художественная резьба не входит в число его достоинств… или недостатков. У него другая специализация. А что еще тебе не по вкусу?
— Что еще? — встряхнула волосами Глэдис. — Слушай. Ты ведь не купец, а если вдруг и купец, то затвором винтовки в последнее время щелкал чаще, чем костяшками счетов.
Женщина поднесла правую руку Всеслава к лицу, поцеловала сбитые затвором костяшки и ласково провела пальчиком по синяку от приклада.
— И наконец, — печально улыбаясь, продолжила она, — для торговца мясом, ты совершенно не разбираешься в быках. Лонгхорны, Генрих, американская порода и здесь они не водятся.
— Ты очень наблюдательна, — то ли с одобрением, то ли с раздражением качнул головой Арсенин. — Но я — купец. Только товар у меня… специфический. Очень.
— Так, может, ты оставишь свою… торговлю, — загоревшись внезапной надеждой, Глэдис просительно взглянула ему в глаза. — Плюнь на деньги! Тех средств, что у меня есть, хватит на нормальную жизнь. Если не хочешь или не можешь жить здесь, уедем куда угодно, хоть на другой конец света! Только останься со мной… пожалуйста…
— Понимаешь, Глэдис, — ломая спичку за спичкой в безуспешных попытках прикурить и пряча глаза, выдохнул сквозь зубы Арсенин. — В том, чем я сейчас занимаюсь, деньги не играют практически никакой роли. Просто я делаю то, что должен…
— Значит, ты уйдешь, — сев на кровати, Глэдис обняла колени руками, — уйдешь и не вернешься…
— Я уйду, — Арсенин прижавшись к подрагивающей от рыданий спине женщины, спрятал лицо в ее волосах. — Но когда однажды ты увидишь в бухте Уолфиш-Бей алые паруса, знай — я вернулся. Вернулся за тобой.
7 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.
Проснувшись, пусть не с первыми лучами солнца, но все же достаточно рано, Всеслав Глэдис в комнате не застал — та уже вовсю сновала по гостинице, поражая персонал невиданным досель благодушием.