И вновь я вспоминаю о друзьях… Похоже я зря раздухарился, доказывая себе, что и одному мне будет вполне комфортно. Не доказал. А может, я не из-за песен здесь оказался? Ведь если по сути разобраться, мы все, вся наша команда, до встречи были одиночками. И я, окруженный толпою чужых и чуждых мне людей, и Дато — непохожий на других разбойник со странным для абрека Кодексом Чести, и Коля — ищущий правды и справедливости разбитной биндюжник, прячущий тоску за нестираемой улыбкой. И Всеслав Романович, сбежавший (а по-другому и не скажешь) в море от берега? И Кочетков — Акела (вот точно не к ночи он будь помянут) — одинокий волк, среди одиноких волков. Только Барт не вписывается в общее правило, так ведь должно же быть исключение из правил? Хотя, нет, после набега англичан на его ферму, наш бур тоже одинок. И возможно, наша компания, а не месть, и есть тот якорь, который держит его на свете. А если задуматься, может быть, я — одна из капель цемента, скрепивших столько одиночек в одну семью. Кочетков, правда, не к месту, ну да в семье не без урода…
От мыслей, а может, от выпитого, стало жарко и я, открыв окно, уселся на подоконник, благо компания была всё та же — ранние звезды да бутылка. Тяпнув очередную порцию, мне вдруг подумалось: а высота-то, примерно сопоставима со школьной крышей — всё те же два этажа. Только тогда, осенним вечером двадцать первого века, казалось, что если я смогу, сдюжу, то любой подвиг мне под силу. Великая храбрость! Сейчас от мысли посидеть на подоконнике ногами во двор даже сердце быстрее не забилось. Видать, и вправду никак нельзя ставить знак равенства между Львом Троцким и Аликом Строкиным. Додумывать мысль я продолжал уже сидя на подоконнике. Ногами во двор. И состояние подходящее, почти как тогда, осенью. А чего? Вискаря во мне граммов двести пятьдесят наберется, а, неочищенный и неразбавленный, он всяко-разно будет эквивалентен тремстам пятидесяти поганенькой водки. Это если брать по количеству алкоголя в крови и ударному воздействию на мозг. Да и не только высота и степень опьянения, всё тот незабываемый вечер напоминает: во-он, даже звезда — и та подмигнула. Только что «татушки» не поют, точнее — не воют. И в этот момент где-то на улице затянули песню. Не рассейские поп-дивы, но тоже препоганенько. Какой-то в драбадан нетрезвый субъект, судя по обрывкам фраз, горланил что-то из репертуара местного «радио-шансон»… Тьфу ты, блатняка… да ёшкин же кот! Песня, блин, слово на языке крутится… не попсовая, не блатная… Во! кабацкая! Выли, ясное дело, по-английски. И говорят тут не по-нашему, и звезды тут чужие… Против воли снова прислушался к уличной песенке и память, выстраивая параллель, дала сбой.