Пока я соображал, гостиничная дверь с шумом отворилась и во двор стремительно вышагнула Мадлен. И я грохнулся. Спиной вперед. К своему глубочайшему облегчению в гостиничную комнату, а не в школьный двор. Надеюсь, служанка не заметила, что солидный постоялец самым неподобающим образом сидит на подоконнике и ножками болтает? Вряд ли заметила. Она ж не вездесущая и всевидящая Алевтина, в конце концов! Но все равно от мысли, что чудачества герра Мюллера могут поставить под угрозу миссию господина Троцкого, по хребту холодок прошел. И я щедро поделился остатками вискаря с фикусом.
А назавтра прибыл Всеслав Романович, и мне резко стало не до чудачеств.
15 мая 1900 года. Центральная Африка, южные провинции Наталя.
Одинокий фургон, влекомый парой степенных, словно отставные сержанты, першеронов, уже который день неторопливо трясся по ухабам и выбоинам. Погонщик, надвинув шляпу на нос, подремывал на козлах, а его спутница, высунувшись из повозки едва не по пояс, с восторгом разглядывала проплывающую мимо саванну. А посмотреть было на что.
Слева от фургона, сминая молодую поросль, пронеслось стадо антилоп. Еще левее, на низенькой горушке, заметив чужаков в своих охотничьих угодьях, возмущенно перерыкивался львиный прайд. Вот только было непонятно, что задевает их больше: повозка, отвратительно воняющая человеком, или гепард, почти летящий над землей наперерез антилопьей ватаге? Так и не узнав ответа на вопрос, девушка повернулась направо и восхищенно всплеснула руками: из мутно-коричневой глади затона, распугав птиц-докторов, чистящих крокодильи пасти, вдруг шумно вынырнул бегемот. Увидев сие непотребство, бесхвостые павианы раскричались на весь буш и вспугнули стаю длиннохвостых какаду. Недолго покружив над деревьями разноцветным облаком, попугаи, негодующе клекоча, вновь расселись на давно облюбованных ветках и замерли.
— Эх! Сейчас бы скупнуться… — отчаянно завидуя нежащемуся в теплой заводи гиппопотаму, мечтательно протянула девушка.
— Эх! Сейчас бы пообедать, — в тон ей насмешливо откликнулся возница и ткнул рукой влево. — Кошак, вон, уже трапезничает, а мы чем хуже?..
— Ну что за человек? — преувеличенно тяжко вздохнула Полина, обращаясь в никуда, — вокруг столько красоты, столько духовной пищи, а ему лишь бы пузо набить! Алексей! Ты скучный, приземленный человек и совсем не романтичная личность!
— Да я этой духовности уже по горло накушался, — невозмутимо парировал Пелевин, щелкая поводьями, — чай не первый год по красотам этим шатаюсь. И слово чести даю — ими сыт не будешь. Эх, сейчас бы супчику горяченького, да с потрошками!