для меня человек, сказал он, другого такого у меня нет. Думаю, без вас я вообще не смог бы жить дальше. Вероятно, этого не следовало бы говорить, сказал он, говорить такие вещи бессовестно, совершенно бессовестно, тем не менее я не жалею о том, что сказал вам: да, без вас я действительно не смог бы жить дальше, кроме вас у меня никого нет. А знаете ли вы, что моя жена вас очень любила? Вам она никогда в этом не признавалась, зато признавалась мне, причем не единожды. У вас независимый ум, а это самое ценное. Вы — одиночка и остаетесь одиночкой, постарайтесь же сохранить свою независимость на всю свою жизнь, сказал Регер. Я нашел прибежище в искусстве, чтобы уйти от жизни, сказал он. Я спрятался в искусстве. Улучив подходящий момент, я укрылся в мире искусства, в мире музыки. Для других прибежищем становится так называемое изобразительное искусство или театр, сказал Регер. Все, кто ищет того или иного прибежища, являются, подобно мне, мироненавистниками; рано или поздно мы уходим от ненавистного нам мира в искусство, которое лежит за пределами этого мира. Я ушел в музыку, это мое тайное пристанище. Слава Богу, у меня имелась такая возможность, но у большинства людей ее попросту нет. Они не могут уйти в философию или литературу, сказал Регер; вы также не являетесь ни философом, ни литератором, это самая интересная, но одновременно и самая фатальная ваша особенность — ведь настоящим литератором вас не назовешь, настоящим философом — тоже, ибо вам не хватает ряда основополагающих для настоящего литератора или философа качеств, зато вас по праву можно было бы назвать философом-литератором; да вашу философию нельзя считать настоящей и вашу литературную работу нельзя считать настоящей литературой, повторил он. Писатель, который ничего не публикует, в сущности, не может считаться писателем. Похоже, вы страдаете боязнью публичности, сказал Регер, в вашем нежелании печататься повинна какая-то психологическая травма. Вчера в Амбассадоре я видел на вас отличную дубленку, вероятно, польскую, сменил он внезапно тему разговора, и я подтвердил, что он прав, на мне действительно была польская дубленка; вы же знаете, сказал я Регеру, мне довелось несколько раз побывать в Польше, это одна из двух моих самых любимых стран, я люблю Польшу и Португалию, но, кажется, Польшу я люблю даже сильнее Португалии; лет семь-восемь назад, когда я в последний раз побывал в Кракове, я купил там свою дубленку, причем специально ездил к русской границе, чтобы купить дубленку симпатичного мне покроя, ибо дубленки такого покроя продаются только на русско-польской границе. До чего же приятно увидеть хорошо одетого человека, сказал Регер, приятно видеть человека, который одет со вкусом и хорошо выглядит, особенно если погода пасмурная, голова тяжела, а настроение прескверное. Порою даже в нашей запущенной Вене можно увидеть людей, которые со вкусом одеты и хорошо выглядят, ведь долгие, годы народ одевался скверно и носил то, что называется массовым пошивом. Сейчас одежда стала колоритней, сказал Регер, но, к сожалению редко встретишь человека