и в свою очередь оставался под наблюдением Иррзиглера. Регер — человек особенный, сказал я вчера Иррзиглеру, а таким людям как раз и требуется деликатное обхождение. Не могу себе представить, чтобы Регер или я ходили в музей два дня подряд, сказал я вчера Иррзиглеру, тем не менее я оказался здесь по настоянию Регера именно сегодня, то есть в неурочный для нас обоих день; непонятно, какая причина побудила его прийти сюда и позвать меня, подумал я, но скоро, видимо, все станет ясно. Иррзиглер также был крайне удивлен, увидев меня сегодня; ведь я лишь вчера сам сказал ему, что не могу себе представить каждодневных визитов сюда, как не могу себе представить, что и Регер придет сюда два дня подряд. А вот теперь мы оба снова оказались в музее, где были всего лишь вчера. Помнится, мне подумалось, что это должно было сильно удивить Иррзиглера. Конечно, можно по ошибке прийти в музей на следующий день, однако, тут же рассудил я, такую оплошность может допустить либо только Регер, либо только я, но не оба же вместе. Регер ясно сказал мне вчера: приходите сюда завтра; я до сих пор отчетливо слышу его слова. Однако Иррзиглер их не слышал и, естественно, не знал, что мы оба, Регер и я, сегодня вновь появимся в музее, а потому весьма удивился. Если бы вчера Регер не попросил меня прийти сюда сегодня, я бы ни за что не пошел и, скорее всего, наведался бы сюда лишь на следующей неделе; в отличие от Регера, который действительно ходит в музей через день, я бываю здесь не так часто, собственно, лишь тогда, когда мне хочется. Если же мне надо увидеть Регера, то для этого вовсе не обязательно идти в музей, достаточно заглянуть в ресторан отеля Амбассадор, куда он всегда отправляется из Художественно-исторического музея. При желании Регера можно встретить в Амбассадоре ежедневно. Там у него есть свое место в углу у окна, рядом с так называемым еврейским столом, перед которым находится венгерский стол, а еще дальше, если смотреть от Регера к входной двери, арабский стол. Конечно, я чаще предпочитаю Амбассадор Художественно-историческому музею, однако если мне не терпится повидать Регера, то к половине одиннадцатого я отправляюсь в музей, чтобы переговорить с Регером, моим, так сказать, духовным наставником. Первую половину дня Регер сидит в музее, потом он появляется в Амбассадоре, к десяти тридцати он идет в музей, к двум тридцати — в Амбассадор. До обеда ему приятнее восемнадцатиградусная прохлада музея, а после обеда он чувствует себя уютнее в Амбассадоре, где также навсегда установлена постоянная, более теплая температура — двадцать три градуса. После обеда меня меньше тянет к размышлениям, под вечер думается не так интенсивно, говорит Регер, поэтому я могу позволить себе посидеть в