– Эля, зачем? Оставь их здесь, подари кому-нибудь. Я куплю тебе новые, все новое.
– Их же можно перекроить, перешить, – бормотала сестра, проявляя странную в столь юной девушке хозяйственность. – Ну а шубу-то? Шубу я не оставлю.
Шуба была и впрямь красивая, норка цвета кофе с молоком. Но и она не могла быть Эльке как раз.
– Скорняк перешьет.
Шубу Руслан взять согласился. Эля достала из шкатулки мамины драгоценности, торопясь и чертыхаясь, вынула из своих ушей серебряные колечки, вдела старинные сережки с изумрудами, надела кольцо и браслет. Принесла серебряные ложки.
– Бога ради, Элька, зачем ты кладешь ножницы? Они такие старые и тяжелые!
– Вот именно, – отвечала она Руслану. – Теперь таких уж не делают, все китайские – однодневки, их даже поточить нельзя! Да и не бросать же новым жильцам, им и так слишком многое досталось!
– Я тоже кое-что возьму, – сказал Руслан ей. «Кое-что» оказалось коробкой с пуговицами.
Посадили в корзину толстую полосатую кошку Глашку. Такая же была, когда Руслан был маленьким. Он даже на секунду подумал, что это та самая кошка. Но они ведь столько не живут?
– Мы возьмем ее с собой?
– Конечно, Элечка, все, что хочешь.
И еще Эля решила забрать мамино зеркало, квадратное, в грубой деревянной раме. Они упаковали зеркало в бумагу, завернули в старый плед и перевязали веревками, однако Руслан все равно не надеялся довезти его в сохранности.
Таким же тяжелым был ключ от входной двери, которым Эля долго-долго крутила в скважине, запирая дверь. Наконец хрястнуло, брякнуло – замок сработал. Ключ походил на реликтовую рыбу, на чудесную щуку, выглянувшую из проруби. Этот ключ Обухов когда-то давно носил на шее, на тесемке. Под рубашкой он согревался и ласково клевал под ложечку при ходьбе. Два комплекта ключей отошли новым жильцам, а этот Руслан взял себе – на память.
– Тебе не жалко дома? – неизвестно зачем спросил Руслан сестру.
– Чего жалеть-то. Конечно, вещей много осталось, их жаль.
Но у Руслана было беспокойно на сердце. Вдруг ему показалось, что хорошо бы было остаться жить здесь, в покосившемся, но таком родном и надежном доме… Запела в сердце под сурдинку скрипочка тревоги и смолкла.
– Поедем, Элечка, такси ждет…
И только в машине он вспомнил про хозяина московской квартиры. Василий Семенович, помнится, ратовал за холостяцкий быт и не желал видеть в своей квартире женщин на сколько-нибудь длительный период. Совсем у Руслана это из головы вылетело! Но, если рассудить, Обухов везет не женщину. Он везет сестру, ребенка, вчерашнюю школьницу, у которой, кроме брата, никого нет на свете, о которой надо заботиться… А если полковник намекнет, что ее присутствие нежелательно, – что ж… Придется взять ипотеку. Чтобы собственный угол был. Давно пора!