– Я вам верю, – поспешил согласиться Руслан. Ему не хотелось смотреть «другие документы». – Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Я и фильмы-то ужасов никогда не смотрел, и сейчас у меня передозировка.
– Знаю, друг дорогой, поэтому и не настаиваю. Но в зеркало тебе все же придется заглянуть, хочешь ты этого или нет. Этот путь нужно пройти до конца, Руслан.
Тот бросил быстрый взгляд в угол, где стояло упакованное зеркало.
– Нет, не в это, – заметил полковник. – Тут сложно… Ты ведь понимаешь, что зеркало – это вовсе не зеркало? Да, вот так у нас: и зеркало не зеркало, и сестра не та, кем кажется… Но не сейчас. Потом. А сейчас… Но прежде – ты готов мне довериться?
– Да, – ответил Руслан, чувствуя, что сейчас произойдет что-то немыслимое, но не имея сил этому противиться. – Да, доверяюсь.
– Что ж…
И полковник наклонился к уху его и сказал несколько слов на древнем, мертвом языке, знакомом теперь только избранным. Но и те, кто не был избран, понимают его, потому что постигают его не разумом, но душой, а для души все языки едины…
…Он слышал барабанный бой, дальние барабаны выпевали незнакомый, нездешний, но притягательный ритм. Заслышав этот ритм, бежали и прятались непосвященные, и сидели в своих скрывищах, затаившись, шикая на детей. Под этот ритм танцевали юные жрицы, их точеные тела блестели на яростном солнце, будто облитые маслом, и корчился в мистическом трансе старый колдун. Знанием полнился раскаленный воздух, и трепетали живые в своих хижинах, и трепетали мертвецы в своих могилах. Знание, горячее, как африканское солнце, жгучее, как яд рыбы-крылатки, вливалось в души, отравляло и терзало их.
Теперь и он был поражен этим знанием, как жалом. Зрачки его расширились. Теперь глаза его видели прошлое – но совсем иным, чем он полагал раньше.
Он вспомнил свою мать – не только то, что она заставляла его запомнить, и не только такой, какой она была, когда светлая сторона ее души, та сторона, которая, в сущности, и была его матерью, брала верх над Сестрой Боли.
Он вспомнил, как Сестра Боли распоряжалась своей новой жизнью – и его жизнью тоже! Он вспомнил, как к ней приходили по ночам женщины. Они приходили, каждая со своей бедой, и несли ей, что могли, а она помогала им, но помощь эта была худшей бедой, чем измена, потеря, смерть, потому что кончалась чаще всего как раз этим самым. Ведьма была еще слаба, новое возрождение из мертвых далось ей нелегко, и она опустилась до деревенской магии, но душа ее, преданная дьяволу, жаждала великих преступлений, способных потрясти мир и уничтожить сотни, тысячи человек. Она бы отыгралась на семье, но семьи-то у нее было – суеверная старуха да мальчишка! Старуха еще годилась для домашних работ, а мальчишка… Он мог пригодиться в будущем, ибо настоящий колдун может быть рожден только от кровосмесительной связи…