Новелла написана с большим мастерством, иначе направленным, нежели в ранних повестях Тика. Здесь мир о отношение автора не лирическое, но логическое, «благоразумное». Композиция безукоризненна рассчитанностью движения и перестановок смысловых масс. Основная перестановка: «незнакомец» становится к концу новеллы знаменитым Шекспиром. Тик дает неузнанного Шекспира как наиболее незаметную фигуру с точки зрения настоящего момента и с точки зрения действующих лиц; Марло и Грин в начале повести заслоняют его; в то же время этот эпизодический «писец», «неизвестный», более всего беспокоит внимание читателя, он появляется редко, но за ним нужно следить, так как он не разгадан. Шекспир почти до конца новеллы представлен как гений, еще не имеющий имени, он выводится скромно и вместе с тем значительно, как явление, которому принадлежит будущее. Композиция, пропорции фигур, распределение теней у Тика балансируют между будущим и настоящим. Пропорции с самого начала даются так, чтобы подготовить их великолепное изменение в эпилоге.
Новелла Тика — любопытный пример «идеализирующего стиля». Елизаветинцы, их эпоха, изображаются с точки зрения «историко-литературного долженствования». Свои собственные понятия о литературных ценностях, о литературной иерархии эпохи Тик изображает как самой эпохе принадлежащие. Прорицатель возвещает Шекспиру предстоящую ему славу, Марло и Грин понимают, что они «предшественники Шекспира»; и с полным сознанием своего историко-литературного значения оба, и Роберт Грин и Христофор Марло, в конце новеллы отступают, чтобы пропустить «в историю» — Вильяма Шекспира. На деле было, конечно, не так: ни смысла творчества Шекспира, ни его центральной роли современники не понимали.
Христофор Марло, исторически подлинный, не мог произносить этих самокритических речей и столь сознательно склоняться перед автором «Ромео и Джульетты». Этого не было в действительности, но так было «должно» с точки зрения истории литературы и художественной критики, возникшей двести лет спустя.
Отдаленно перекликается со старой тиковской «иронией» новелла «Жизнь льется через край» (Des Lebens Überfluss), написанная в 1837 году. Фридрих Геббель так оценивал смысл этой новеллы: она
«восхитительным образом показывает, что чистый человек всегда может перед лицом судьбы утвердить свою самостоятельность, если только в нем есть сила и мужество превратить в предмет игры возложенное на него бремя, отнестись к нему, как к всего лишь случайно надвинувшемуся миру объективного»
(Дневник Геббеля, 16 февр. 1839).