— Почему? Смотря что оторвет, — возразил он. — Если повезет, то это будет левая рука. Мне кажется, важнее сохранить ноги и глаза. Я переживу, если все, что мне останется, — это ходить и смотреть по сторонам, я готов ничего не делать руками до конца жизни, но я хочу ходить, хочу видеть.
— Перестань!
— Что значит «перестань»! — взвился Александр. — Это реальная перспектива, я не могу провести последние часы, не думая о том, что случится со мной на рассвете.
— Все будет в порядке.
— Пожалуйста, не говори так, — Александр стиснул зубы, сдерживая охватившее его бешенство. — Не делай из меня Гарри!
Он не мог видеть лицо Мари, но знал, что ее глаза потемнели, а между бровями пролегла морщинка. Они снова замолчали, отчаянно пытаясь не сказать друг другу ничего лишнего.
— Давай поговорим о чем-нибудь отвлеченном, — не выдержала Мари. — Спать все равно нельзя.
— Не беспокойся, я не усну, — заверил ее Александр. — Я уже лет десять страдаю бессонницей. Спи спокойно.
— Чем еще ты страдаешь? — она пропустила его раздраженный тон мимо ушей.
— Депрессиями, неконтролируемыми вспышками гнева, зависимостью от некоторых медицинских препаратов… Мне продолжать?
— Пожалуйста, — в темноте он почувствовал, что она улыбается, — это очень интересно.
— Ну что ж, — он вздохнул. — Это похоже на исповедь, только я атеист.
— Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь? — с готовностью предложила она.
— Давай, но у меня условие, — он оживился. — Ты расскажешь мне то, что не рассказывала никому.
— Никому? — переспросила она.
— Никому, — подтвердил Александр.
За болтовней незаметно исчезла тяжесть на его сердце. Мари задумалась. Налетел порыв ветра, листья на акации зашевелились. Александр застегнул молнию на ветровке до самого верха.
— Хорошо, — согласилась Мари, — кое-что у меня есть.
— Это связано с сексом?
— Я тебя умоляю, — она засмеялась. — Какие там еще остались тайны лично для тебя? Эта история из детства.
Александр не любил, когда пересказывали сны и показывали альбомы с детскими фотографиями. И то и другое напоминало о смерти. Детство, такое легкое, радостное и неуловимое, являлось живым доказательством беспощадного приближения конца. Время не жалело никого — ни младенцев, ни детей, ни тех, в кого они превращались, жалких стариков.
Он всегда быстрым шагом проходил мимо детских площадок, не умилялся при виде выпускников с ленточками на груди. Все это уже не могло его обмануть. В детстве, когда он впервые узнал о смерти, о возможном конце света, у него стали случаться приступы удушающего страха. Он плакал ночами, пытаясь представить, как перестанет существовать.