— Нет,
трансвеститы,
— ответила
другая. — Они
мужскими
голосами
говорили.
Во что
была одета
вторая
девочка,
никто бы не
заметил. Нет,
если
смотреть на
нее со спины,
то, конечно,
можно было
описать
одежду, но
стоило той
девочке
повернуться лицом,
как любой
подумал бы, а
то и воскликнул:
«Ишь ты, какая
глазастая!»
— Тебе бы
только про
секс все!
Волшебники
интересней,
чем
трансвеститы.
Пусть
волшебники
будут.
— Ну,
пусть. Но не
просто
волшебники, а
трансвеститы.
Так еще
интересней.
Будут делать
себе
волшебный,
очень
сексуальный
массаж.
Количество
Магии на
Земле
чуть-чуть
увеличилось —
чем больше
людей верят в
волшебство,
тем чаще оно
и
встречается.
Танька
Олежка
едва
разомкнул
слипшиеся,
тяжелые веки.
Посередине
комнаты,
будто
затопленной
вязким
туманом,
обозначились
наконец контуры
красных
ботинок.
«Танька...
Танька пришла...
Значит... боль
отпустит...
сейчас...»
— Тебе
плохо? —
встревожилась
сестра.
За
полчаса ее
отсутствия
Олежкино
лицо приобрело
пепельно-серый
оттенок,
глаза,
похоже, открылись
неимоверным
усилием воли.
Сквозь ресницы
благодарно
заискрились
зеленые лучики:
— Уже
лучше. Тетя
Надя сделала
укол.
Робкая
кругленькая
старушка
тетя Надя вышла
из кухни, на
ходу вытирая
руки о
фартук:
— Ничего-ничего.
Олежечке
плохо стало,
когда вы
ушли, Танюша.
Танька
посмотрела
на пожилую
соседку виновато
и с некоторой
обидой. Не
любила она производных
своего имени,
а еще больше
терпеть не
могла, когда
называли
Татьяной — сразу
менялась в
лице,
передергивала
плечами, губы
кривила. Так
звала ее в детстве
мама, если в
воспитательных
целях требовались
полное имя и
нравоучительный
тон. Когда же
нужды в
нравоучениях
не было, мама
ласково
называла ее
Танюшкой. А
Олежка, пока
был ребенком
и не
выговаривал
«ш», сестру
звал «Танюка»,
буква «ю»
вскоре
сменилась на
мягкий знак.
Все прочие
имена, даже ласкательные
Татуськи-Танечки
и самое что ни
на есть
простое Таня,
ей не очень
нравились,
хотя кое-кто
и стеснялся
называть
женщину
сорока с
гаком —
Танькой.
Она
перевела
взгляд на
устрашающе-стерильный
столик с
ампулами и
шприцами, с
ужасом
вспомнив, что
не умеет
делать уколы.
Ее обучали
когда-то, как
нужно
правильно —
на муляжах:
курс медицинской
помощи был
обязательным
в институте.
А однажды
отправили в
госпиталь
практиковаться
на настоящих
больных. У
нее руки
дрожали, а
игла не
втыкалась
куда положено,
и, перехватив
нечаянно
взгляд
пациента, Танька
поняла, что
именно было
главным в заповеди
«Не навреди».
Так что потом
даже своей маме
уколов не
делала. Два
года назад маму
кололи по
очереди
медсестра и
брат — у него-то
как раз были
твердые руки,
вполне мог бы
с такими
хирургом
стать.