— Что ты сказала?
Голос бы такой же безжизненный, как и воздух в комнате. Аня вздрогнула, но все-таки нашла в себе силы ответить:
— У меня скоро будет ребенок, мам. Я только сегодня об этом узнала и решила сразу же сказать вам.
Это было не совсем правдой — о своем интересном положении она узнала неделю назад, но только сейчас нашла в себе силы поговорить с родителями. Хотя теперь, глядя на наливающееся кровью лицо матери, она не была уверена, что вообще стоило им что-то говорить.
Валентина так же аккуратно, как отец газету, отложила вязание в сторону. Почему-то у девушки мелькнула мысль, что скоро ей придется вязать — как это называется? Пинетки? Манишки? Волна неуместного смеха нахлынула на Аню, и она едва сдержалась, чтобы не захихикать. Она понимала, что это первые признаки приближающейся истерики, но легче от этого не стало.
— Ты беременна, — сказала мать. Она почему-то посмотрела на свои руки и после долгой паузы повторила: — Ты беременна.
— Да, мама.
Та посмотрела на нее диким взглядом и почти простонала:
— Да, мама? Да, мама?
— Валентина, успокойся… — начал отец, но она перебила его.
— Успокойся?! Она приходит домой и говорит, что залетела, едва успев окончить школу, а ты говоришь — успокойся?!
Аня с ужасом смотрела, как на шее матери вздулись толстые веревки вен. Ее вытаращенные глаза перескакивали с отца на дочь, словно она не знала, в кого вцепиться первым. Такой свою мать она никогда не видела, и видеть не хотела.
Наконец взгляд сфокусировался на дочери.
— Кто это был? Один из твоих дружков-кобельков?
Аня поморщилась от этого выражения, но все-таки ответила:
— Нет мам, ты… вы оба его не знаете.
— И где же твой приятель сейчас?
— Он… в общем он… — она замолчала, не зная, как продолжить, но мать вполне справилась сама.
— Бросил тебя, да? — она засмеялась резким истеричным смехом. — Засадил пару раз и смылся? Ну и что он тебе обещал? Выйти замуж? Или просто давал денег, как проститутке за ее работу?
— Валентина! Что ты несешь?! — отец соскочил с кресла, позабытая газета мягко спланировала на пол. Его глаза испуганно поблескивали за стеклами очков.
Она резко повернулась к нему и зашипела:
— А ты вообще не смей лезть в наш разговор! Смотри, что ты воспитал!..
— Я воспитал? То есть ты тут совершенно не при чем? А хотя пусть и так. Я горжусь своей девочкой, и если ты не понимаешь «почему», то…
— Гордишься кем? Вот этой молоденькой шлюшкой?
— Не смей меня так называть, — прошептала Аня.
Мать повернулась к ней:
— Что?
— Я говорю, не смей называть меня так, — тихо повторила дочь.
Валентина несколько долгих секунд смотрела на нее, а потом расхохоталась своим новым омерзительным смехом.