Но еще остается Бусыгин… а перевязать его совершенно нечем. Под курткой у него толстая фланелевая рубаха, это Ася помнит, но она понимает, что потратит слишком много времени на одевание-раздевание. И как рубаху порвать? Она и так старается двигаться как можно тише, замирает от каждого постороннего шороха… А что, если снайпер с ласковым именем Павлик придет добивать раненых? Контрольные выстрелы, судя по фильмам, непременная атрибутика всех криминальных разборок, а Ася, судя по всему, угодила в центр одной из крутейших.
Мысль о том, что у нее руки по локоть в крови – в самом буквальном смысле по локоть! – двух, судя по всему, бандюганов, ее сейчас нимало не тревожит. Все это вторично. Есть просто люди, которые пострадали из-за нее. Бусыга… то есть, извините, Бусыгин угодил под пули, потому что пошел с ней, а Груша, дай ему бог здоровья, пытался их спасти.
Ну что, что делать с Бусыгой?! В конце концов Ася просто перетягивает бретельками его руку и ногу выше ран. Жгут наложен, кровотечение должно замедлиться. Больше она сделать ничего не может. Какое-то мгновение она смотрит на темные от крови брюки и рубашку Бусыгина и вспоминает, что именно из-за его крови все это, весь этот кошмар приключился. Из-за его больной крови… Сейчас все эти лейкоциты, моноциты, эритроциты и все прочие циты вытекают из него с каждым толчком сердца. Добро бы хоть болезнь уносили, а то ведь уносят остатки жизни!
Какой-то смысл в этом есть или и тут царит полная бессмыслица, как практически всегда в жизни?!
Так. Сейчас не до философии. Надо идти за помощью. Если Ася не может позвонить, значит, надо идти.
Куда?! Господи боже, куда?! Ящики надежно отгораживают ее от Рождественской, но на Крутой съезд выбраться она может. А потом? Ее сразу прикончит снайпер. Вряд ли он ушел, сидит, конечно, в своей засаде… Ася даже не представляет, где он находится, откуда прилетит пуля. А практически в ста метрах – отделение полиции, куда собирался пойти Бусыгин. Пять минут, нет, три минуты бегом! Но расстояние это нужно измерять не в метрах, не в шагах, не в минутах, оно измеряется одним коротким словом: «недостижимо».
Ася оглядывает красную обшарпанную кирпичную стену, почти вплотную к которой лежат ящики – ее укрытие. Никакого подвального окошка, лаза, ничего, через что можно было бы выбраться отсюда!
А впрочем, на что ей подвальное окошечко? Ну, залезет она в подвал, а дальше что?!
Вообще-то можно было бы попробовать проползти наверх по съезду, найти какую-нибудь подворотню, пробраться во двор, а через него уже выйти на Рождественку подальше отсюда, через квартал, где ее никакая пуля не возьмет. И – скорей в полицию.