Франсуазу словно током ударило. Она почувствовала на себе взгляд братьев.
— Потому что я терпеть не могу этого маскарада.
Последовало молчание. Она задыхалась. «Пусть думают что хотят! Мне плевать!»
— Но тогда как же ты будешь одета, дорогая? — спросила Люси с плохо скрываемым смущением.
Ее молчание длилось целую вечность.
— В бледно-голубом костюме, — сказала Франсуаза. — Я уже выбрала модель. Я тебе покажу. Мы наметили гражданскую церемонию на субботу, а венчание на понедельник…
— Суббота — это замечательно! — воскликнул Ив. — Я как раз в этот день не работаю. И в том, что касается пирушки, положитесь на меня! Думаю, у твоего будущего мужа хороший аппетит…
— Ты хочешь, чтобы она это уже знала, бедняжка? — спросила Люси, улыбаясь.
— О! О таких вещах женщины быстро догадываются. В любом случае твой Александр выглядит очень мило!
«Мило — не то слово», — подумала Франсуаза. Она поняла, что после такого комплимента, хочешь не хочешь, а надо что-то сказать в ответ.
— Он тоже сказал про вас, что вы очень милы, — пролепетала она.
— Значит, решено, — заключил Ив Мерсье. — В субботу гражданское бракосочетание, а потом собираемся в Севре… Кто будет свидетелями в мэрии?
— Дидье Коплен у меня и какой-то коллега из Института восточных языков у Александра.
— Очень мило!
Все было «мило»!
С болью в сердце Франсуаза представляла себе этот обед, который будет, без сомнения, слишком шумным, слишком обильным, со множеством разнообразных вин, с подвыпившим Ивом Мерсье, нервозной Люси и иронично-ледяным Александром, за всем наблюдающим и молча все критикующим. Но сделать по-другому возможности не было. В целом достигнутый компромисс был даже проявлением мудрости. Франсуаза поблагодарила мать и обещала после религиозной церемонии заехать показаться ей в подвенечном наряде перед ланчем, который состоится на рю Бонапарт.
— Много будет приглашенных на этом ланче? — вздохнув, спросила Люси.
— Нет, мама. Самое большее человек тридцать. Только самые близкие.
— Самые близкие! И без меня!
Она снова принималась за свое! Франсуаза постаралась сдержаться:
— Ну, мама!
— Знаю, знаю, ладно…
Появление Анжелики, которую няня привела с прогулки, оживило обстановку. Пока Франсуаза и Люси хлопотали вокруг ребенка, Жан-Марк объявил:
— Половина шестого! Мне пора мчаться.
— Мне тоже, — подхватил Даниэль.
Он придвинулся поближе к брату и уцепился за него с таким бодрым и сияющим видом, словно успел на ходу вскочить на подножку поезда. Оба явно плохо переносили эти воскресные визиты к матери. Год от года она становилась для них все отдаленней, все обременительней. Франсуаза сожалела об этом, но не могла обвинить их в неблагодарности. Она с завистью посмотрела, как они удалились.