Большое шествие должно было состояться в понедельник, и Амариллис Лугоцвет надеялась, что среди массы народа, которая в нем участвует, Сидония будет не так выделяться и сможет сама лучше приглядеться к отдельным людям. Ей скорее представится случай завязать с кем-то знакомство, если она не будет центром внимания, каким она неизменно оказывалась в маленьких группах.
Была середина февраля, и, хотя незадолго до того бушевали вьюги и снегопады, зима, проявив большую суровость и растратив себя, казалось, немного сдала. В полдень с покатых крыш домов сходили маленькие лавины и капала вода, еще недавно твердевшая ледяными сосульками. На открытых солнцу горных склонах показались первые, пусть небольшие, проталины, а по ночам с ревом носился ветер, взламывая ледяной покров озера. Все же нельзя сказать, что началась уже настоящая оттепель, — это было скорее предвестие того, что должно было развернуться только через две-три недели. Но и этого оказалось довольно, чтобы вдохнуть в людей ожидание весны, с каждым днем делавшееся все сильнее. Словно они уже переступили порог зимы и неуклонно приближаются к весне.
Центром карнавала в Штирийском Зальцкаммергуте был соседний торговый городок — там веселье достигало своей высшей точки. В первый из трех «святых дней» еще бесчинствовали и дрались с ребятишками снеговики — духи зимы в лохмотьях, с нахлобученными на голову ведрами, на второй день к зиме подступались барабанщицы с водкой, без устали колотя в свои барабаны, а в последний, третий день появлялись пестряки, одетые на венецианский манер в костюмы с пестрой суконной аппликацией, расшитые серебряными блестками, и одаривали детвору орехами. После нескольких лет войны карнавал разгулялся с небывалой силой, толпы ряженых из двух соседних городков слились и смешались, как будто бы чужане, а в известном смысле и долговечные существа, никак не могли вдосталь надурачиться и навеселиться. И только в семьях, где были новорожденные или больные, люди поневоле сидели дома.
Все же остальные с неутомимостью потока устремлялись по улицам и переулкам, от трактира к трактиру, и даже трактирщики время от времени покидали свою стойку, оставив ее на попечение какого-нибудь надежного человека, чтобы, нацепив маску, затесаться в приливающую и отливающую толпу.
Чтобы служить Сидонии фон Вейтерслебен достойным спутником, Амариллис Лугоцвет преобразилась в застенчивого молодого егеря-выжлятника, поэтому ее такса Макс-Фердинанд, которую она взяла с собой, никому не бросалась в глаза.
Цыганскую принцессу Сидония заметила впервые в тот момент, когда зачитывали вслух один из «карнавальных листков» — их очень любили за злоязычие, это называлось «резать правду-матку». Сквозь шум и гомон она расслышала нежное звяканье серебряных браслетов, и если сначала эти волшебные звуки привлекли только ее слух то вскоре и взгляд ее отыскал большеглазое смуглое лицо, полное изумления и восторга перед незнакомыми обычаями и потому какое-то отрешенное.