Из стенного шкафчика, который Софи заметила только сейчас, Амариллис Лугоцвет достала графин простого стекла и два таких же простых граненых стаканчика и поставила на стол.
Так, значит, она действительно носит соломенную шляпу с полями. Эта шляпа настолько срослась с ее обликом что невольно напрашивалось представление, будто она и спит в шляпе. Носила она по-прежнему и штирийское платье, хотя непривычно блеклой расцветки — светло-желтый, словно линялый, корсаж поверх белой блузки с пышными рукавами, на темно-серой юбке — фартук с зеленым рисунком. Только шелковый платок с бахромой, наброшенный на плечи и схваченный на груди большой серебряной брошью, переливался оранжево-красными тонами.
— Дорогая Софи, я очень рада, что ты пришла, — Амариллис Лугоцвет наполнила стаканчик нежно-розовой жидкостью и подала гостье, и та догадалась, что это, конечно, черносмородиновая настойка. Первый же глоток вызвал у Софи улыбку — она не обманулась в своей догадке.
— Домашняя? — спросила она, и Амариллис радостно кивнула.
— Ах, сколько всего можно было бы рассказать друг другу… — Взяв со столика коробку с гильзами, Амариллис ловкими движениями набила себе сигарету. — Ты куришь? — спросила она.
Софи взяла у нее самодельную сигарету и предложила ей взамен свои, египетские.
— Нет, спасибо, — отвечала Амариллис, — я уж очень привыкла к этой смеси, от твоих только раскашляюсь. — Она достала из коробки еще одну гильзу и равномерно набила ее табаком, с наслаждением вдыхая его запах.
Сколько же, в сущности, пробежало лет? Софи попыталась мысленно проследить год за годом, выстроить их в ряд и примерно прикинуть число. Будучи актрисой, она отвыкла всерьез принимать движение времени. А теперь, когда ей удалось наконец получить постоянный ангажемент и с нынешней осени для нее начнется оседлая жизнь, она и вовсе не хочет думать о годах. С каждым новым сезоном она будет менять амплуа, вот и все.
— Твоя мама скончалась у меня на руках.
Софи очнулась от своих мыслей.
— У тебя на руках?
Она сама удивилась, как легко перешла на «ты». О, боже, смерть матери, как давно это было и как давно она об этом не вспоминала! Это случилось здесь, в поселке. И Зильбер был при этом. Его тоже много лет нет в живых, того самого Зильбера, чье имя она носит. Она почувствовала потребность глотнуть настойки.
— Милая Софи, ее смерть была легкой, можешь мне поверить.
Невероятно, но Софи ничего не могла вспомнить. Ей стало не по себе. Не помнить, как умирала ее родная мать? По телу у нее побежали мурашки. А если такие провалы в памяти будут повторяться?