Я погладил теплое Иринино плечо, не удержался и повел ладонь дальше.
Телефон опять забренчал. Ругнувшись сквозь зубы, я схватил трубку, зашипел сердито:
– Слушаю…
Тишина в трубке. А сигнал почему-то продолжает тренькать. До меня наконец дошло, что звонит сотовый. Вот тебе и ясная голова. Я нашарил мобильник.
– Слушаю, блин!
– Это я тебя слушаю, блин!
Меня продрало до самой селезенки. Пот мгновенно выступил по всему телу, точно прессом выдавили. Голос подполковника Рыкова, чья драгоценная половина, голая как младенчик, дрыхла рядышком со мной, перепутать с любым другим было воистину невозможно. Фамилия ему подходила идеально.
– Что случилось? – спросил я.
– Где эта сучка, Раскольник? Где! Эта! Мать ее! Сучья! Мать ее! Сука!
– Рядом лежит, – пробормотал я, набравшись мужества. – Разбудить?
– Ты что, трам-тарарам, издеваешься?! – Рыков заорал так, что меня почти контузило. – Кто рядом лежит? Твоя росомаха? Ты что, трам-тарарам, зоофил, Родя?
– Так вам Мурка нужна?
Облегчение – слишком незначительное слово, чтобы передать ту душевную благодать, которая снизошла не меня, когда я понял, что грозный подполковник ищет вовсе не свою легкомысленную женушку.
– Сообразил наконец-то, – несколько спокойней и уже без мата сказал Рыков. – Ну да, зверюга твоя. Кто же еще? Ты в курсе, что она натворила?
– Откуда, господин подполковник, – сказал я. – Вы ж только кричите…
– Тут закричишь, – прервал он меня. – Короче, так. Живо на машину и дуй сюда. Сквер возле памятника челюскинцам, где шлюхи тусуются. Я тут, у самого входа. Пулей, Родя.
– Оружие брать? – спросил я, но Рыков уже отключился.
– Мурка, – сказал я. – Мурочка, что же ты натворила, паразитка…
* * *
Сквер возле памятника челюскинцам, наверное, никогда еще не видывал такого количества ответственных лиц. «Скорая помощь», штук пять разнокалиберных полицейских машин, два здоровенных «лендровера» МЧС. Несколько шикарных тачек, судя по номерам, принадлежащих большим городским начальникам. Мигалки разных цветов пульсировали, точно прожектора на концерте поп-музыки. Желтые ленты с косыми черными полосами трепетали, будто серпантин. Ряженых из силовых ведомств, какие только можно выдумать, было как грязи. Словом, имел место форменный карнавал. Только невеселый.
Меня с моим «УАЗом» не подпустили к массовке и на квартал. Меня бы вообще не подпустили, но Рыков, видимо, дал необходимые указания. Откуда ни возьмись, появился старый знакомый, полицейский сержант Ильяс Какой-то-там. Схватил меня за рукав, поволок за собой. На мои вопросы он не отвечал, только бормотал что-то вроде: «Ты офигенно попал, Раскольник, офигенно, тебе кирдык».