— У тебя была операция? — спросил он, проводя пальцем по тонкой линии.
Она молча мотнула головой.
— Боже мой! Как это случилось?
Джесс резко повернулась, тыкая пальцем в свой живот:
— Ты пропустил еще один!
Слева на животе был виден еще один белый шрам.
— Господи, бедная моя… — выдохнул он, и впервые в его глазах не было ни тени усмешки.
— Когда я училась в университете, на меня напали… Это едва не стоило мне жизни, — выпалила Джесс.
Ее светлые глаза смотрели на него в упор, будто желая предостеречь от дальнейших вопросов.
Цезарио пожал плечами, как если бы такие шрамы ему приходилось видеть каждый день, и отвернулся, чтобы снять рубашку.
На самом деле он отвернулся, чтобы скрыть свою растерянность. Как на нее, такую маленькую и беззащитную, кто-то осмелился напасть с ножом?! Или именно эта ее хрупкая женственность и привлекла к себе внимание?
— Извини, но мне сейчас не хочется говорить об этом, — пробормотала Джесс. — Вероятно, стоило бы тебя предупредить… я знаю, шрамы выглядят уродливо…
Цезарио сел на постель и наклонил голову к ее животу. Ее сердце забилось, когда его губы мягко скользнули по едва заметной бледной линии.
— Это не уродливо… это просто часть тебя… Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое. И конечно, тебе ни о чем не нужно было меня предупреждать, маленькая моя.
«Он всегда умел находить нужные слова», — подумала Джесс, лишь наполовину удовлетворенная его ответом. Тем не менее ее напряженные мышцы расслабились, голова опустилась на подушку.
— Видишь, я вовсе не так совершенна…
— И ты говоришь это мужчине, который хотел тебя даже тогда, когда ты ходила в старом огромном жакете, тупоносых ботинках, с компанией уродливых брошенных собак?
— Я удивлена, что ты не записал их в какой-нибудь местный собачий салон, — дразнящим шепотом проговорила Джесс, наклоняясь вперед.
Ее неодолимо тянуло снова ощутить на своих губах его горячий рот.
Следующий поцелуй оставил Джесс почти бездыханной. Где же он был столько времени? Никогда ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств…
Цезарио оказался совсем не таким, каким она его представляла, — гораздо сложнее, тоньше, умнее. Только сейчас Джесс смогла разглядеть в нем человека, который был до того скрыт под богато украшенным фасадом жизненного успеха.
Его пальцы скользили по ее обнаженной груди, ласкали соски. До сих пор она и не представляла, какими чувствительными они были. Он ласкал Джесс до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание.
— Я хочу, чтобы первый раз стал для тебя чем-то действительно особенным, — прошептал Цезарио. — Но сначала это может быть немного больно.