Поэтому, отдав всё, что у меня ещё оставалось, отвернулся и стал оглядывать неширокую улочку, стиснутую малоэтажными домами без единой надписи на стенах, с чистыми стёклами, со свежей покраской, с цветами в ящиках на высоте третьего этажа. С цветами, чёрт побери! Всё это выглядело слишком уж декоративно, ей-богу, разве реальные люди могут так жить?
Стоять вот так вот, посреди улицы чужого города без копейки денег в кармане и в, по сути, безвыходном положении было очень своеобразно. Состояние было почти эфирное, над-экзистенциальное, метафизическое — и не получалось отыскать какое-нибудь ещё преимущество подобного мироощущения. Играть вот так, ва-банк, было мне непривычно, я предпочитал действовать наверняка. А что теперь? Игра «втёмную», наобум, в смутной надежде на выигрыш. Даже смешно.
У двери указанного дома я потоптался пару мгновений, мысленно приводя себя в порядок, запустил пальцы в сумку и вытащил печать Эндилля. И крепко стукнул по притолоке, сперва убедившись, что звонка поблизости не видно.
В приоткрывшуюся створку высунулось испуганное лицо. Карие до черноты глаза смерили меня пристальным взглядом. Ни намёка на улыбку, дежурную зарубежную улыбку, которую даже русские эмигранты вынуждены были приклеивать к лицу, чтобы хоть как-то соответствовать местным нормам. Это успокаивает, раз улыбки нет, значит, скорее всего, на местные нормы товарищу наплевать. Значит, он чужой.
— Гильдия Тени, — заявил я, без проблем припомнив, как это будет на языке магического мира. О самом языке я, конечно, имел очень слабое представление — лишь несколько специальных терминов, пара топонимов и названий. Всему этому обучил меня Сашка.
Главное, что, услышав сказанное, чёрные глаза пару раз моргнули с пониманием, и дверь приоткрылась пошире.
— Ты беллий?
Я уже знал, что так уроженцы магического мира называют моих соотечественников.
— Именно так. Но я — ученик господина Эндилля, — в доказательство была настойчиво и вместе с тем высокомерно продемонстрирована печать, снятая с упаковки артефакта. Кажется, Сашка называл своего учителя именно так — «господин Римеар», на это и следовало ориентироваться. Хорошо, что вспомнил… — Он дал мне важное срочное задание, о сути которого я не имею права говорить никому, кроме своего учителя, и я требую вашего содействия!
— Понимаю, — чужак в растерянности косился на печать в моих пальцах. — Но господин Эндилль не извещал меня о…
— Я же говорю! — брезгливо перебил я. — Это срочное задание. Ситуация во многом изменилась, приходится ориентироваться на новые обстоятельства. — Уверенный вид значил куда больше, чем связность рассказа. В конце концов, можно было рассчитывать, что собеседник спишет бессодержательность моего ответа на то, что я чужак.