Новый год
Я в городе сто лет не была. Правду говорю: еще с тех пор как техникум окончила. Сначала на новом месте так все было увлекательно – самостоятельность, взрослая жизнь, – а потом пошло-покатилось, и не до того уже, чтобы к своим в гости ездить. Они-то ко мне тогда приезжали, да что толку. Так бы и докатилась, но Господь не допустил. Потом уже тут жила, с мамой переписывалась. Вот на Новый год и собралась. К матушке игумении пошла, боялась – не благословит вовсе или скажет: «Давай быстро, туда и обратно». Думала, как буду ее уговаривать. А она сама спрашивает: «Сколько, думаешь, надо пробыть-то у своих? С недельку, две? Смотри, Пятую заповедь не нарушай!» Благословила меня, а потом улыбнулась, будто наперед знала, и говорит: «Ну, мол, как получится. Получится, так и поскорей возвращайся». Хотела сразу ехать, да тут сборы. Надо же с собой что-то взять. В магазин и не ходи при этих ценах. Деньги-то у меня откуда? Было из вышивок кое-что, да спасибо отец Зосима меду дал большую банку. Сколько уже платье свое голубое не надевала: стала примерять – мешок мешком. Опять время ушло. Только тридцать первого и отправилась, с первой электричкой. Помню, как мне тогда весело было. Сижу у окна, огоньки навстречу, платформа за платформой, с детства знакомые названия. Потом светать потихоньку стало: белые поля, дороги, деревни. Глаза-то отвыкли. Все представляю, как это я домой-то приеду? Но потом народу в вагоне прибавилось, стало не по себе. Сидят прямо передо мной незнакомые люди, в полутора метрах, и смотрят в глаза. Я – в сумку, за молитвословом, думаю: «Утреннее правило-то я не прочитала… Как раз время подходящее». Вокзал – нечто неописуемое. Улицы, троллейбусы, автобусы, и толпы, толпы людей. Сумки тащат, рюкзаки. Лица вроде праздничные: Новый год. Какой-то он у меня будет, этот праздник? И год какой будет?… Добралась, наконец. Обнялись, расцеловались, ну, все как полагается. Осмотрелась. Дома все непривычное, будто и не здесь я росла. С невесткой познакомилась. Старший племянник уже разговаривает, младший в пеленках. Мама с папой вроде и не постарели, а брат, пожалуй что и постарел. Морщины на лбу. И с первой же минуты началось. Папа рюмки вынимает: «Ну, со свиданьицем». Я говорю, пост сейчас, нельзя, – а его аж, бедного, перекосило, только я про пост сказала. Я сразу Пятую заповедь вспомнила: что поделаешь, думаю, придется с ним выпить. Только брат за меня вступился: оставь, говорит, отец, не нажимай на нее, вечером успеешь, мол, нагрузиться! Вот такие разговоры. Тут, впрочем, особенно и не до меня стало. Мама с невесткой рысью носятся, готовят угощение будто на полк солдат. Спрашиваю, кого ж вы наприглашали? Никого, говорят, все свои: сестра с мужем, еще кто-то. Куда ж еды-то столько? Половина ведь в ведро пойдет. Мама смотрит на меня, словно я с луны свалилась: «Ты, говорит, дочка, у меня там совсем одичала, отвыкла, бедненькая, от культурной жизни». Брата в который раз в магазин снаряжают. Можно подумать, денег у них куры не клюют, а живут-то впритык. Приходит брат, вынимает из сумки банку огурцов и говорит шепотом: «Это для тебя» – будто у нас с ним секрет какой-то. Я не поняла сперва, спасибо, говорю, почему только для меня? Потом дошло до меня: это он мне ради поста купил, чтобы мне скоромное не есть. Три литра огурцов, в самый раз Новый год встретить. Подошла, поцеловала его.