Дверь открывается, маленький ныряльщик выходит на улицу, прижимая пакет к хилой груди. Я пропускаю его, а потом негромко, стараясь не напугать, окликиваю по-узбекски:
– Мальчик, тебя не Махмудом зовут?
Он оборачивается, настороженно смотрит на меня. Но на мне же нигде не написано, что я как раз такими как он и занимаюсь. Обратись я к нему по-русски, малолетний воришка, может быть, и не ответил бы. Так мол и так, моя твоя не понимай. Но я же теперь для него свой, почти земляк. Он улыбается и говорит:
– Нет, меня зовут Назим.
Я тоже улыбаюсь. Якобы обознался.
– Ой, извини, дорогой, уж больно ты похож на Махмуда. А может, ты его знаешь? Махмуд Кулугбеков из Ферганы?
Мальчик огорчённо трясет головой.
– Нет, не знаю. Я сам из Намангана приехал.
Ещё бы он знал Махмуда Кулумбекова! Махмуда теперь все зовут Мишей, и он несколько минут назад (или вперёд?), подъехал к этому магазину на мотороллере. Но это мальчика уже не касается. Пусть идёт себе с богом.
Я дожидаюсь, когда он свернёт за угол и выныриваю. Четырнадцать-тридцать шесть, всё правильно. Можно звонить Серёге и передавать данные.
Почему я сам не поймал воришку? А выныривать за меня пророк Мухаммед что ли будет? Пятнадцать минут – они и в обратную сторону пятнадцать минут. А что случится, если я задержусь – честное слово, не хочу выяснять. И Назима этого ловить не хочу. Пускай этим доблестная милиция занимается, если ни на что другое не способна, а я свою работу выполнил. Да и за что его арестовывать? Не от хорошей жизни мальчишка так развлекается. Когда живот от голода сводит – и не таким фокусам научишься. Мне ли не знать? Что у него там в корзинке-то было? Ну, хлеб, колбаса какая-то дешёвая, еще, кажется, конфеты, чай…
Да, в чайную, пожалуй, стоит вернуться. Такой удачный день нужно и закончить соответственно. А маленького Назима из Намангана ребята из центра теперь и без меня разыщут. Потолкуют с родителями, если они живы, или с какими-нибудь другими родственниками, и уговорят отдать мальчика в интернат. Для особо одарённых детей. Там Назиму будет лучше, и всем будет лучше. Потому что этот дар обычно годам к двенадцати пропадает, а под присмотром специалистов его можно сохранить и даже развить. Некоторые ребята из нашего класса в конце концов на два-три часа заныривать наловчились. А может, потом и ещё больше смогли, только я об этом не знаю. Их ведь сразу по окончании интерната кого в МЧС пригласили, а кого и в спецотряды по борьбе с терроризмом.
А вот я, как ни старался, дальше пятнадцати минут так и не продвинулся. Но ведь тоже при деле, правда? Ведь кому-то же моя работа нужна… Хотя бы этому пацану… Или мне…