Он отыскал базу ВВС — забаррикадированную, обнесённую стенами; знаки «не приближаться!» начинались за несколько миль от объекта. Глазам пришельца представилось ужасающее зрелище, настоящая бойня. По-видимому, люди, размещённые в казармах снаружи, попытались пробиться в убежище, к ним присоединились местные гражданские, и во время боя в ход пошли гранаты. Повсюду валялись трупы, нигде ни живой души. Мистер Лумис попытался воспользоваться подъёмником, но тот не работал. Взяв ручной фонарик, он слез вниз по вертикальной стальной лестнице, проходившей рядом с шахтой подъёмника. Всё, что находилось ниже первых десяти ступеней, тонуло во тьме.
Спустившись на девяносто ступеней, мистер Лумис попал на собственно командный пункт. Большое овальное помещение с картами на стенах, письменными столами, телефонами, компьютерами практически не пострадало. На столах простёрлись мёртвые тела троих мужчин в военной форме; около каждого валялась заряженная винтовка. Однако эти люди не были застрелены. По мнению мистера Лумиса, они погибли от удушья: единственным источником воздуха для них были резервуары с кислородной смесью, но кто-то где-то в запутанном подземном лабиринте вывел из строя вентиляционные насосы.
Мистер Лумис, правда, придерживался мнения, что рано или поздно этим и должно было кончиться. Дело в том, что подземные автономные убежища, как это, так и прочие по всему миру, рассчитаны на определённый отрезок времени; то есть запасов воздуха и воды должно хватить на три месяца, полгода, год — в зависимости от предположений относительно того, когда на поверхности вновь станет безопасно — и на этом конец.
А безопасно так и не стало.
Всё это мистер Лумис рассказал мне после ланча, лёжа в постели Дэвида. Я видела, что ему очень хотелось поделиться своими воспоминаниями, но рассказ его утомил. Закончив, он протянул руку к стакану с водой, который я поставила на поднос с ланчем, однако стакан был пуст. Я забрала посуду на кухню, наполнила стакан водой и понесла его обратно в комнату больного. Но по дороге я кое-что вспомнила, и во мне разыгралось любопытство.
Я подала своему гостю воду и спросила:
— Кто такой Эдвард? — Это имя он произнёс в бреду, когда впервые увидел меня в палатке.
В следующую секунду мне показалось, что с ним вот-вот случится приступ давешней болезни: глаза его стали дикими, как будто он увидел призрак; пальцы, державшие стакан с водой, разжались, и стакан упал на пол. Услышав звон разбившегося стекла, он встряхнул головой, и глаза его прояснились. Однако он продолжал смотреть на меня недвижным взглядом.