Высоко подняв голову, повел он взглядом по сторонам. Его вид и взор были величавы и внушительны. На голове, несмотря на лору, шапка из куньего меха, на плечах бешмет зеленого сукна, на ногах ичиги с короткими голенищами. По бокам висели на перекрещенных ремнях два маузера. Собираясь в бой, он всегда навешивал на себя пару маузеров, а в бою, отпустив поводья, метко стрелял с обеих рук. Люди, неравнодушные к своему национальному воинству, страстно желавшие видеть страну независимой, восторженно любовались трепетавшими на утреннем ветерке флагами, замершими в колоннах всадниками при винтовках и саблях, в одинаковых малихаях, в одинаковых темно-малиновых бешметах и желтых кожаных сапогах.
— Видал, Аджри, — Шапи толкнул приятеля в бок, — какие они, а! Уйгурским парням издревле к лицу и военная форма, и оружие. Взглянуть бы, как затрепещут сердца врагов при виде наших джигитов, сидящих на конях, словно ловчие соколы на рукавице!
— Сегодня я убедился, что Ходжанияз прирожденный воин, — сказал Аджри. — Жаль только, нет возле него образованного рассудительного военного советника!
— Ты прав, — подтвердил Шапи. — А эти соколы, если их получше содержать да закалить, и орла возьмут.
— Мы народ, который не сумел проявить своих сил и одаренности и растерялся…
Слова Аджри прервал голос Ходжанияза:
— Сопахун, вперед!
Один из офицеров скомандовал:
— Марш!
Команду повторили сотники. Сопахун двинулся впереди войска. Сотники в свою очередь тронулись с мест, и зазвучал военный марш:
Руки наши цепкие, острые глаза,
Душой и телом крепкие, мы для врагов гроза.
Марш, марш на войну, юные бойцы!
За отчизну, за народ встаньте, храбрецы!
Века под гнетом деспотов нам пришлось прожить,
Нашей милой родине мы не могли служить.
Марш, марш на борьбу, юные бойцы!
За отчизну, за народ встаньте, храбрецы!
В свое время этот боевой марш воодушевлял людей, волновал их сердца. И Кашгар всколыхнулся. Возбужденные кашгарцы от мала до велика пошли проводить своих воинов в бой. Глаза Аджри наполнились слезами. Не отрывая взгляда от волнообразно покачивающихся уходящих колонн, он воскликнул дрожащим голосом:
— О мой народ! Судьбу твою я в мире разделю. Сто тысяч мук перетерплю, но от тебя не отрекусь…
6
Деятельный и расторопный, своевременно и безупречно исполняющий поручения, овладевший искусством сжато и содержательно составлять важные бумаги, Заман после хотанской поездки пришелся по душе Махмуту Мухиту. Махмут оставил юношу при себе и, возвратившись с проводов Ходжанияза, вызвал его.
— По решению правительства республики, — начал он, усадив Замана рядом с собой, — руководимые Ходжаниязом-хаджи войска, оставив в тылу Аргу и Астин-Артуш, должны занять у Маралбаши оборонительный рубеж против Ма Чжунина. — Чуть подумав, Махмут продолжал: — Наши предположения и добытые сведения сходятся на том, сынок, — слово «сынок» он произнес с таким выражением, будто высказал что-то заветное, и Заман почувствовал к нему душевное расположение, — что запертый у нас под боком в Новом городе Ма Цзыхуэй, возможно, попытается ударить нам в тыл, чтобы помочь Ма Чжунину овладеть Кашгаром.