— На таком солнцепеке не дешевле…
— Выходит, вы с берегов Или приехали сюда не воевать, а наживаться. Смотрите, приятель, как бы карманы не прорвались от тяжести золота.
— Золото копить — только вам одному?..
— Чего-чего? — перебил Сайпи и сразу сник. — Какое золото я накопил? Глаза раскройте, а потом говорите.
— Не смущайтесь, — как бы утешая, проговорил Заман, — вы же знаете, что шила в мешке не утаишь.
— Чем попусту болтать, дайте лучше бурдюк воды. — Сайпи жалел, что завел разговор о золоте, потому что и так подозревали, будто он скупает золото для Гаипа-хаджи.
— Вода — для бойцов. Не могу дать ни капли.
— Для нашего наставника…
— Для Гаипа-хаджи? Нехорошо получилось. Чем пить воду из вонючего бурдюка, пусть его превосходительство слижет жемчужные капельки пота с вашего лица, жажда сердца его утолится, Сайпи.
Воины громким хохотом оценили последнюю фразу Замана. Сайпи не нашелся, что ответить, Хлестнул камчой коня и, только отъехав, пригрозил:
— Припомнятся ваши слова!
Он ускакал прочь.
— Вай-вай… вот так погладили красивую куколку, — произнес Рози и, немного подумав, добавил: — Нажалуется Гаипу-хаджи, выйдет приключение…
— Пусть делает что хочет. Нигде от них покоя нет. Сами укрылись в тиши да в тени, а на поле боя хозяйничать лезут.
— Они, где вода сочится, язык подставляют.
— Взгляни, — кивнул на бойцов Заман. — Надо напоить их. Воду никому, кроме солдат, не давать.
— Хорошо, Заманджан. — Рози переполняло чувство собственного достоинства.
Враг приблизился. Шамансур приказал не отступать ни на шаг. Подобно волкам, обкладывающим овец в загоне, зажать врагов в этой горячей, как печь, балке и уничтожить. Вот и приходится терпеть мучения под раскаленным солнцем.
А Ма Цзыхуэй очень опасен. Он вышел из окружения и похож на зверя, вырвавшегося из железной клетки. Победа Ма Чжунина у Чокан-яра вдохновила его, придала воинственной уверенности. Перед началом сражения Ма Цзыхуэй убежденно сказал: «Время настало. Мы победим…»
— Прицеливайтесь, джигиты, не волнуйтесь, — обратился Заман к своим.
Солдаты Ма Цзыхуэя не стали занимать позиций, они с ходу пошли в атаку. Перестук кованых конских копыт по камням ложбины смешался с криками «Ша! Ша! Ша! Бей! Руби!» Полуголые, с повязанными вокруг голов голубыми лентами, солдаты Ма Цзыхуэя выглядели бесстрашными и грозными. Когда они достигли середины балки, раздался звонкий голос Замана:
— Стреляйте!
Застрочили — та-та-та-та-та! — удобно расположенные пулеметы, раздались прицельные залпы из винтовок, и вражеские солдаты, как подрезанные прутья, повалились с лошадей. Падали друг на друга кони, загораживали путь задним рядам. Наступавшие попытались пробиться вперед с обнаженными саблями, сгрудились в тесной балке, и воины Шамансура с высоких откосов повели такой губительный огонь, что, казалось, склоны обрушились на врагов, уничтожали их, и те, не зная, что делать — отступать или обороняться, — заметались в растерянности. Этим воспользовался эмир-сахиб Шамансур, он бросил в атаку конников резерва. Вырвавшись из зарослей кустарника и воздавая хвалу богу криками: «Аллаху акбар!» — они устремились на врага. Ма Цзыхуэй увидел, что сейчас будут истреблены на дне ложбины даже те солдаты, которые не расстроили своих рядов, и дал сигнал к отступлению.