Видно было, что братья обрадовались.
– Мы поставим свечи, – откашлявшись в кулак, произнес старший, – и будем ждать вас в машине. Там у ворот фургон Volkswagen стоит, увидите.
В алтаре пылесосила ковролин старшая алтарница Екатерина, худенькая старушка с большой родинкой на щеке. Она, как никто другой, заботилась о чистоте и порядке в алтаре – в ее дежурство ни пылинки нигде не было, а кадила, висящие рядком возле вытяжной ниши, и латунные подсвечники блестели так, будто их только что привезли из софринского магазина. С утра до вечера Екатерина что-то чистила, мыла, убирала, и это доставляло ей неподдельное удовольствие и радость.
– Что, матушка, – сказал отец Дионисий, – не нашлось никого помоложе тебя пылесосить?
– Молодежь домой спешит, батюшка. А мне торопиться некуда, – ответила Екатерина, выключая гудящий пылесос.
Положив в дароносицу частицу запасных Даров и пузырек с вином, отец Дионисий предупредил алтарницу, что вернется после причащения в собор.
– Али помирает кто? – спросила она.
– Помирает. Надо причастить.
– Помогай Бог, батюшка. Алтарь, значит, сам запрешь?
– Запру, конечно.
– Не забудь ключик на место повесить, за иконку. Помнишь?
– Помню.
– То-то. Забываете вы, молодые, все. Третьего дня отец Андрей закрыл да и унес с собой ключ. Я утром пришла, а в алтарь не попаду.
– Не забуду, матушка, не беспокойся. А где требник?
– Там лежит, на скамейке. Я на полке пыль вытирала, все книги и сняла.
На улице моросил мелкий дождь. Отец Дионисий раскрыл зонтик и, придерживая подол рясы, пошел к машине, думая о том, в какой конец города его повезут на этот раз. Оказалось довольно далеко, в один из нагорных микрорайонов. Пока ехали, старший из братьев, он сидел за рулем, рассказывал о матери, о том, какой набожной она была в жизни.
– Что ж вы в ближайший храм не обратились? – спросил отец Дионисий, думая, как поздно он вернется домой.
– Это ее желание – пригласить священника из собора.
– Понятно.
И тут один из сидящих сзади братьев сказал:
– Батюшка, я думаю, надо вам сказать… э-э… если это имеет значение, конечно. Мама у нас лютеранка.
– Как – лютеранка? – опешил отец Дионисий.
– Да так. Мы ведь из немцев будем. Предки по маминой линии еще с петровских времен в России жили, а отец из пленных в последнюю войну… Они были, по словам матери, немецкой веры, а нас всех четверых да еще сестру крестили в русской церкви.
– Та-ак. Немцы, между прочим, не все лютеране, есть и католики.
– Мы в этом плохо разбираемся, – ответил за всех старший.
Отец Дионисий не знал, то ли попросить повернуть машину назад, то ли остановить, чтобы подумать о создавшейся ситуации, то ли ехать дальше и разбираться на месте. В конце концов выбрал последнее. Было только непонятно, как же это – лютеранка по вероисповеданию ходила в православный храм? Почему? В городе, между прочим, есть лютеранская община. И католическая – тоже. Сейчас, как известно, свобода совести, никаких запретов на религиозные убеждения нет. Хочешь в церковь, хочешь в секту иди, куда душе угодно. А может, она и не лютеранка вовсе? Да… Лучше всего, подумал отец Дионисий, спросить у нее самой.