– Вечная память другу моему, Григорию, – прошептал он едва слышно, больше не знал, что говорить. Потом неожиданно для себя добавил: – Господи, прибрал бы Ты меня, очень устал я на этом свете. – И сердце будто кипятком обдало.
«Нет, так нельзя», – подумал он, смерти не просят, она приходит сама, и сказал, глядя на Распятого Христа, все так же тихо:
– Прибери меня. В свое время.
Он уже собрался уходить, когда священники вышли из алтаря и встали перед иконой Богородицы. К ним потянулся хор с клироса и весь народ. Алексей пошел было к выходу, но вдруг замер. Незнакомая, но какая-то невозможно близкая и родная, словно откуда-то из детства, мелодия заставила его остановиться.
– «Царице моя преблагая, надеждо моя Богоро-о-одице… – тихо запел хор, и люди подхватили: —…Приятелище си-ирых и странных предста-ательнице…»
Неожиданно для себя Алексей почувствовал, как из груди его поднялся к горлу острый комок и защипало глаза. Он огляделся, но никто не обращал на него внимания, взоры всех были устремлены на икону. С отливающей темным золотом доски на поющих людей смотрела скорбными глазами Та, что родила Бога.
– «Скорбящих ра-адосте, обидимых покрови-ительнице… – Голоса певчих, переплетаясь с голосами прихожан, уносились под купол, туда, выше паникадила, где сгущалась пропитанная ладаном тьма. – Зриши мою-у-у беду, зриши мою-у-у скорбь, помози ми, яко не-е-емощну, окорми мя, яко стра-а-ана. Обиду мою ве-е-еси…»
Слова были не совсем понятны, но одному Богу известным путем доходили до сердца и сжимали его. Алексей опустил голову. Он не мог сказать и даже уразуметь, что с ним происходит, но какое-то новое чувство росло внутри него и уже переполняло все его существо. В хоре голосов ему вдруг послышался голос бабушки и даже Григория-безногого – двух таких разных, но единственно близких ему людей. «Нужно уходить скорее, – подумал он. – А то еще сопли размазывать стану, как фраер».
– «Яко не имам иныя помощи разве Тебе, ни иныя предста-ательницы, ни благие утешительницы…» – звучало вслед уходящему Алексею. Он сглотнул тягучую слюну, но комок так и остался в горле.
На улице стемнело. У ворот еще стояли несколько нищих, но Наталья уже ушла.
«“Не полна еще коробочка”, – вспомнил он и усмехнулся. – Нет, дорогая, полна уже полнехонька, через край валится».
Под ногами похрустывал подмерзший к ночи снег. Ссутулившись, Алексей шел к дому и старался ни о чем не думать. Страшная усталость и опустошение тяжелым грузом давили на его плечи. Но глубоко – то ли в сознании, то ли в сердце – продолжала звучать пронзительная мелодия церковного пения: