— Ну, если тебе не опасно появиться там под видом госпитальера, то и я могу выйти под чужим именем. Не думаю, что за проведенные мной в Уэльсе годы имя Гая де Шампера настолько уж было в ходу и меня кто-нибудь помнит. Так что мы едем вместе!
То, что в Англии все только и говорят о предстоящем турнире, они поняли уже в дороге. И хотя мнимый госпитальер и его спутники избегали главных трактов, большое лондонское состязание обсуждали даже в небольших селениях и отдаленных монастырях. Причем монахи едва ли не первыми уверяли, что этот турнир наконец-то сплотит всех рыцарей и вельмож Англии. А ведь обычно Церковь выступала против столь жестоких и азартных игрищ: считалось, что христианским воинам необязательно рисковать на турнирах и что лучше бы они проявили свою доблесть в Святой земле, сражаясь с сарацинами. Но в этот раз все было по-другому; нынче король Стефан согласился на перемирие со своими вчерашними врагами, да и они с готовностью ехали в Лондон. И если что-то и удивляло Артура и его приятелей, так это странное единодушие, с каким поспешили к королю все его вчерашние противники, совсем недавно охотно поставившие свои подписи под неким документом, о котором им самим надо было забыть, раз о нем забыли изменники.
Пока путники были в дороге, они только и слышали о том, что теперь никто не захочет воевать, что вновь оживет торговля и люди перестанут прятаться от любого проезжающего мимо отряда. Год сулил надежду. Турнир казался праздником. Измученная войнами, ограбленная, обессиленная Англия оживала.
Такое же воодушевление царило и в Лондоне.
Ранее Артур никогда не бывал в столице. Теперь же он прибыл сюда на зафрахтованном близ Оксфорда судне, стоял на носу корабля и с интересом озирал окрестности.
Темная лента широкой Темзы, по которой сновало множество барок и лодок, уходила далеко вперед; ее берега соединяли несколько паромов, действовавших с тех пор, как сгорел большой деревянный мост через реку. На правом берегу виднелись высокие, устремленные к небу башни Вестминстерского аббатства, блестели на солнце крытые свинцовыми плитками кровли королевского дворца с его многочисленными окнами, башенками и флюгерами. От Вестминстера вдоль берега, среди раскинувшихся садов, виднелись крепкие, похожие на замки дворцы знати, а далее можно было различить Сити, древнюю колыбель Лондона, окруженную старыми, еще римскими стенами, кое-где уже разрушенными или подлатанными, а где и возведенными заново и сверкавшими белизной свежей каменной кладки.
По мере приближения к Сити оживление на берегу усиливалось: гарцевали на прекрасных лошадях верховые, гордо следовали отряды стражей, слуги несли портшезы с дамами или духовными лицами. Вдоль спускавшихся к реке пристаней двигались толпы людей, слышался многоголосый гомон, рев труб, крики, скрип канатов, взрывы смеха. Над городом, над огромным скоплением домов поднимались столбы дыма, а над крышами, словно каменные монолиты над вереском, возвышались башни и кровли церквей и монастырей. С реки был виден главный собор города Сент-Пол, весь укутанный строительными лесами: несколько лет назад он сгорел, что случалось с ним уже не впервые, и лондонцы с присущим им упорством в очередной раз возводили свою самую главную церковь на прежнем месте.