В кабине было светло и ярко, но свет непонятным образом рассеивался, не резал глаза, не казался неприятным, а по зеркальным, так похожим на металлические панелям пробегали едва уловимые простым глазом плавные цветные сполохи, будто где-то там, в сердце механизма, в эти мгновения зародилось и пыталось выплеснуться наружу северное сияние.
— Вот и всё, — сказал Максим через десяток секунд напряженного молчания. — Можно выходить…
Наверное, он знал какие-то приметы или просто отсчитывал про себя время движения, потому что в этот момент двери лифта бесшумно и плавно открылись, предлагая пассажирам выйти совсем в другом месте, а вовсе не в том, в котором они вошли в кабину.
После яркого внутреннего освещения лифта в небольшом, прохладном вестибюле, отделанном темно-красным, с чуть желтоватыми прожилками мрамором показалось сумрачно, но через несколько мгновений глаза привыкли к новому освещению, и уже легко можно было разглядеть невысокий, покрытый изящной лепниной потолок, отполированные стены с вмонтированными в них светильниками, переливающимися чуть потускневшей бронзой, блестящий, будто только что застеленный мрамором, пол и — такие знакомые взгляду, такие привычные поручни двух эскалаторов, поблескивающие убегающей в бесконечность резиновой черной лентой перил…
«Это что?..» — слегка недоумевающим взглядом спросил у пролетария Мишель. В ответ Максим только пожал плечами, будто демонстрируя свое неумение объяснять очевидное, и хозяйским кивком пригласил всех пройти вперед…
Едва они отошли от лифта шагов на пять, как двери за их спинами бесшумно сомкнулись, и если бы не исчезнувший позади источник яркого света, никто бы и не заметил, что они теперь отрезаны от поверхности — настолько плотно, без малейшего намека на соединение прилегали друг к другу половинки дверей, снаружи отделанные темно-красным, идеально сочетающимся с мрамором стен пластиком. А перед Никой, идущей чуть впереди остальных, то ли пропустивших её из вежливости, то ли по старинной мужской привычке первой в неизвестность пускать женщину, оказалась привычная, хотя и совершенно новенькая, свежая, без неистребимых следов сотен тысяч ног бегущая дорожка. Не останавливаясь, не испытывая даже тени сомнения, блондинка спокойно шагнула на эскалатор, слегка придерживаясь рукой за скользящие одновременно с дорожкой перила, а вслед за ней на узкую движущуюся лестницу встали и остальные.
В таком положении, стоя практически в затылок друг другу, говорить было неудобно, да и не хотелось никому из незваных гостей Максима начинать разговор о том, куда же он завел их. И Ника, и Антон, да и Мишель тоже ожидали увидеть скорее уж подземный цех, или заставленную древней, фантастической аппаратурой лабораторию малопонятного назначения, но никак не этот небольшой вестибюльчик и привычный эскалатор, правда, опускающий их очень глубоко под землю. «Может быть, таким и должно быть преддверие Промзоны? А мы всё бредим стереотипами…» — думал Карев, старательно вглядываясь в едва светлеющее впереди пятно. А поверенного в делах в этот момент мучил совсем другой вопрос. Конечно, веря пролетарию, понимая, что тот ни в коем случае не хочет подводить ни его, ни знаменитых гостей, Мишель все-таки снова и снова возвращался мыслями к изолированности лифта, опустившего их под землю, от возможного проникновения посторонних…