Оказалось же, санитария ни при чем, просто часть солдат из прибывшего пополнения не имела по чьему-то недогляду котелков, и нам выпало поделиться этим нехитрым воинским снаряжением.
Вот и все.
За этим старшина и построил нас сегодня.
Отныне у каждого оставшегося в роте котелка получалось по два владельца. Пары подбирались – кто с кем хотел. Я, само собой, объединился с Фанькой…
Полное его имя было Нифантий, а девчоночье – Фанька – прилепилось в железнодорожном институте, где мы и познакомились. И подружились. Он приехал с Байкала и в доверчиво распахнутых глазах привез его синее бездонье, как-то сразу располагавшее к этому парню.
Наш институт готовил не просто специалистов по строительству и эксплуатации железных дорог, но инженеров, которые могли бы, помимо этого, возглавить, при случае, работы по восстановлению разрушенных линий. При случае… Начавшаяся война успела преподнести немало подобных случаев, и выпускники института стали «на вес золота».
Недаром уже в июле 41-го наркомат обороны распространил на институт так называемую броню, освобождавшую от призыва в действующую армию преподавателей и студентов.
Узнав о заслонившем нас от фронта «броневом» щите, Фанька принялся доказывать в кругу друзей, что по справедливости право на освобождение должно распространяться лишь на старшие курсы – они действительно представляют собой ценность для государства; мы же, едва закончившие обучение по программе общеобразовательных дисциплин, обязаны приравнивать себя к студентам всех остальных вузов страны, и, коль скоро те подлежат призыву, нам не след отсиживаться в кустах. Стыдно будет после перед собой и детьми, если таковых поимеем.
Пошли в военкомат. Пошли и… получили от ворот поворот. Выпроваживая нас из кабинета, военком объяснил:
– По вашему институту не мы – Москва решает, так что прошу не обижаться.
Фанька ухватился:
– А кто в Москве мог бы?.. Скажем, если от Ворошилова добро будет – отпустите?
Военком рассмеялся – видимо, ценил юмор.
– С Ворошиловым спорить не станем.
Он, военком, просто не знал Фаньку: телеграмма на имя Климентия Ефремовича умчалась в тот же день.
– Не может быть, чтобы не дошла,- убеждал нас Фанька, – А буде дойдет, неужели у маршала поднимется рука написать «нет» сибирякам?
Через трое суток тающий от уважения почтальон вручил Фаньке бланк с красной полосой и грифом – «Правительственная»:
«На усмотрение райкома комсомола. Ворошилов».
…Райком отпустил десятерых.
Сегодня в строю нас двое.
Фанька часто повторяет:
– Ты мой фронтовой побратим, и это братство – на всю жизнь.