Жюстина остается возле дяди и тихо разговаривает с ним.
— Почему наш брат Леонар не с нами? — вдруг спрашивает Мартина таким голосом, как будто жует облатку.
— Хороший вопрос! Пойду посмотрю! — отвечает Мерканти.
— Нас заставили спуститься в подвал под дулами автоматов. Они отняли у Жан-Клода его аппарат, а мальчиков из лаборатории заперли в пустых бочках, — шепчет мне Иветт. — А Юго умер! Они повесили его на лестнице! — добавляет она с истерическими нотками в голосе.
Вдохновение. Спокойствие. Ручку:
«Тентен?»
— Он на чердаке, они его били, рана опять открылась. Но зачем они все это делают? — продолжает она в отчаянии. — Франсина, Ян, малышка Летиция, все такие милые, и вдруг стали настоящими монстрами! Только что ваш дядя рассказал нам какую-то запутанную историю, вроде бы это артисты, но артисты не убивают людей!
— Разные бывают артисты! — замечает Кристиан, услышавший ее слова, и смеется над собственными словами. — Артисты-садисты! — продолжает он. — Идите сюда, милая Иветт, я вам все объясню.
Он тянет ее к себе, я слышу, как Иветт вскрикивает после каждой фразы, слышу громкий смех Кристиана. Остальные переругиваются вокруг нас.
Слышу, как сердце колотится в горле. Очень быстро. Странное и двойственное ощущение, будто я нахожусь под общим наркозом и одновременно в состоянии обостренного бодрствования.
— Элиз?
Жюстина.
— Что они сделали с Фернаном?
Ты хочешь, чтобы я тебе ответила? Но как?
— Кто эти люди? — продолжает она. — От них пахнет злом! Я узнаю их голоса, но не их души. Я их слышала, они убьют нас, но за что? Это что, демоны, вышедшие из ада?
В каком-то смысле, да.
Блокнот. «ПсиГот’ик».
Вернувшаяся ко мне Иветт читает вслух.
— «ПсиГот’ик»! — восклицает Жюстина. — Но я же делала с ними выставки! Очаровательные люди! На вернисаже подавали огурчики в соусе из ревеня!
Наверное, она понимает, что это — не самый верный критерий, чтобы судить о людях, потому что на мгновение умолкает, а потом говорит тихо:
— Фернан мне все рассказал, перед тем как его увели. Они снимали фильм, тайком от нас. Он узнал из вашей записки. Он же обожает разыгрывать комедии, вы знаете.
Ага, но он-то думал, что разыгрывает комедию, а на самом деле разыграли его самого.
— Но это не шутка, нет? — продолжает Жюстина.
Почему же, шутка, в определенном смысле этого слова, жестокая шутка, а мы в роли вышучиваемых.
В моей голове проносится все, что случилось после нашего приезда в Кастен. Я заново слышу каждую фразу, я заново вижу каждый жест, в новом свете, в свете заговора. Все эти нестыковки, все слова, произнесенные без выражения, это ощущение, что никто по-настоящему не грустит. Факты громоздятся друг на друга, как элементы конструктора. Вдруг я цепляюсь за факт, остающийся для меня неясным.