— Зайдите на пять минут, — предлагает Жюстина.
— Нет, спасибо, вы очень любезны, но я и вправду устала, — отказывается Иветт.
Я поворачиваю кресло на голос Жюстины и медленно еду вперед.
— Ну ладно, я вас оставлю, — говорит Иветт. — Думаю, вы сумеете добраться до комнаты. Это вторая дверь направо от Жюстины.
Я проезжаю еще немного вперед и натыкаюсь на какое-то препятствие.
— Это моя нога, — говорит Жюстина. — Я отхожу, следуйте за мной.
Мы медленно преодолеваем порог ее комнаты. Она закрывает дверь. Пахнет ладаном. Жюстина берется за спинку моего кресла и толкает его через комнату, считая вслух:
— Раз, два, три, четыре. Вот, теперь вы стоите прямо перед своим портретом. На высоте ваших глаз, на стене.
Я поднимаю руку, тянусь, дотрагиваюсь до полотна. Слой краски. Я провожу по нему пальцами. Полотно. Краска. Длинная черта. Извилистая линия. Осязаю небольшие различия в толщине слоя краски и изменения направлений мазков. Горизонтальные, вертикальные… Большое овальное пятно, написанное вертикальными мазками. Мое лицо?
— Вам нравится? — спрашивает Жюстина.
Что за невозможная особа! Она что, думает, будто я вижу кончиками пальцев?
— Я одела вас в фиолетовое платье. Цвета грозового неба.
Рисунок, который я нащупываю пальцами, следуя за направлением мазков, имеет форму перевернутого Г.
— И вы, конечно, сидите. Сидите в межзвездной пустоте, — восторженно добавляет она.
Прелестно! И с кроваво-красным ореолом Зла, обвивающимся вокруг моей головы, я полагаю. И потом — откуда она знает, что нарисовала меня в фиолетовом платье? Может быть, она ошиблась и сделала его желтым. Солнечно-желтым. Желтое так идет брюнеткам.
— Я начала рисовать Леонара, — продолжает она. — Он тут недавно приходил позировать.
Вот именно, позировать, и, я полагаю, обнаженным.
— Я провела руками по его лицу, по его телу…
Надо же!
— … чтобы поймать суть, которая потом ляжет на полотно.
Не знаю, кто и где уж там лег, но…
— А Летиция нам помешала, это очень обидно, в такой хрупкий, в такой деликатный момент.
Сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть.
— Столько злости в таком юном, таком невинном сердце… Иногда мне кажется, что, хотя она может видеть и двигаться, она страдает из-за своих недостатков больше, чем вы или я. Вам следовало бы с ней поговорить.
Ага, с помощью моего компьютера, воспроизводящего голос Каллас.
— Сказать ей, что ее молодость должна оградить ее от всякой ревности. Леонар ее очень любит…
О’кей, но ведь это с тобой он…
— Он ее уважает.
Ну, эти слова я слышала три тысячи раз. Если парень уважает девушку, значит, он не хочет ее, и точка.