Дедушка Ичи, не покладая рук, сам себе постоянно придумывал увлекательные проблемы и был неизмеримо счастлив от их великого и неразрешимого множества. Так пусть теперь сам с ними и разбирается.
На съемки фильма приехал Марк Роуз, это был прекрасный композитор всех времен и народов, от его музыки мог заплакать любой. Марк Роуз задумчиво ходил по особняку, саду и импровизированным съемочным площадкам и тревожно заглядывал людям в глаза.
— К печальным глазам главной героини подходит только флейта, — сказал он в конце концов.
— Как скажете, вам виднее, — сказали ему все.
Марк Роуз с интересом просмотрел отснятый материал.
— Да, да, — сказал он после просмотра, — ведущая партия — только флейта.
— А что вы можете сказать насчет просмотренного материала? — спросил Марка Роуза Джефф Дармер.
Он хотел услышать что-нибудь приятное.
— А в просмотренном материале я, например, ничего не понял, — признался Марк Роуз.
— Но как же тогда вы будете писать музыку к нашему фильму, если вы ничего не поняли? — удивился Джек Марлин.
— А музыку к вашему фильму я буду писать, следуя личному чутью, — открылся Марк Роуз.
— Вот точно так же, на ощупь, мы и снимаем наш фильм, — взаимно признался Марку Роузу Люк Беррер.
И все они пожелали друг другу удачи, пожали руки и разошлись.
Время неумолимо шло дальше, и в середине июля белокурый Алекс Мартин запретил Доре Мартин привозить еду на съемки и питался теперь вместе со всеми. Но Дора Мартин нигде не работала, делать дома ей было все равно нечего, и поэтому она никак не могла не приезжать на съемки.
Она стояла в общей толпе зрителей и с восторгом наблюдала за съемками. Отличалась толстая Дора Мартин от всех остальных обыкновенных зрителей тем, что это именно ее муж, Алекс Мартин, был тут такой белокурый, молодой, красивый, перспективный и талантливый.
В середине июля должна была сниматься кульминационная сцена фильма. И в этой сцене Даг Хауэр должен был нежно держать руки внучки по фильму в своих руках и говорить ей что-то, невероятно важное и трепетное.
Камилла должна была слушать его со слезами на глазах и кусать губы. Из правого глаза великолепного Дага Хауэра тоже должна была покатиться скупая мужская слеза.
Дедушка Ичи не разрешил знаменитому на весь мир Дагу Хауэру держать Камиллу за руки.
— Бог мой, но это уже слишком! — вскричал Эйб Робинсон.
Дедушка Ичи был непреклонен.
— Вы обещали выпутываться сами, вот сами и выпутывайтесь, — важно сказал дедушка Ичи.
И киностудии братьев Тернеров пришлось снимать эту сцену по отдельности. Отдельно печальный Даг Хауэр держал в своих руках руки неброской артистки и говорил трогательные речи, обращаясь в пустое пространство. Отдельно непрофессиональная Камилла кусала свои прекрасные губы.