Она взглянула на него и попробовала улыбнуться, чтобы не выглядеть мрачной. Правда, она ожидала, что его заденет тот сарказм, который она вложила в свое замечание, но Ларсон молча смотрел на нее, чуть прищурив глаза. Глэдис стало немного стыдно за то, что она так резка.
— Я думал, ты продолжаешь работать на фирме в нашем городке, — наконец заговорил Ларсон.
Глэдис отвернулась.
— Я ушла оттуда, когда отец умер.
Если бы он знал, какой несчастной она себя почувствовала! Работа, курсы по бухгалтерскому делу — то, чем так гордился отец, мечтая о ее будущем, — все вдруг потеряло всякий смысл. Она не считала бухгалтерию делом своей жизни, была не вполне уверена, что хочет этим заниматься. Поэтому, когда отца не стало, некому было подстегивать ее, и она с легкостью забросила учебу и решила попробовать себя когда-нибудь позже в какой-нибудь другой профессии. Что именно привлекает ее, она еще не определила. Математика ей всегда давалась легко, любые, самые трудные задачи Глэдис щелкала как орешки, можно было бы… Да, впрочем, не сейчас же думать об этом!
— Так почему ты бросила работу? — услышала она вопрос Ларсона.
— Потому что хотела уехать. Тебя устраивает такое объяснение? Или ты собираешься продолжать расспросы?
А сама подумала о том, что у нее были грандиозные планы, связанные с переездом в Лондон. Куда они делись? Почему ничего не удалось осуществить и она оказалась одна-одинешенька в огромном городе, без надежд, без сил, в тоске и отчаянии?
— Послушай, неужели ты думаешь, что отцу было бы приятно, знай он, как ты живешь? — вдруг довольно резко спросил Ларсон.
Он обвел глазами комнату с облупившимися стенами, потертой мебелью и старым ветхим ковриком у камина с поржавевшей решеткой.
— Ты зачем пришел? — обратилась она к Ларсону недовольным тоном, не собираясь больше обсуждать с ним свои дела.
— Я пришел, чтобы немного утешить тебя, понимая, каким тяжелым был удар. И потом, я беспокоился, узнав, что ты бросила работу. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
— А, так значит, забота обо мне вдруг попала в твое деловое расписание? Какое великодушие! — язвительно сказала Глэдис.
Жаль, что в действительности он ни разу не проявил великодушия к отцу и его судьбе. Ларсон даже не поинтересовался, каково тому приходится на службе у его мачехи. А разве он прислушался бы к жалобам отца, когда старик стал уставать и прихварывать? Да что говорить, мог бы и настоять на том, чтобы отец остался жить в коттедже до конца своих дней, и не позволил бы мачехе выгнать его за то, что, как она говорила, старый слуга не справляется с обязанностями. Где же тогда был Ларсон со своим великодушием и сочувствием?