— Придет время, и он их снимет, — ухмыльнулся Хосе. — Не каждому они приносят счастье.
— Приносят счастье? — переспросила она, заинтригованная. — А не попробовать ли надеть эти украшения на себя…
Боже, что она такое говорит! Зачем, не подумав, произносит такие слова? Какие украшения, какое счастье? Ведь Берт может оказаться, как и они, в Севилье. Нельзя омрачать оставшиеся часы подобными разговорами.
Однако Хосе понял ее совсем иначе. Возможно, то, что она сказала, оставило у него неприятный осадок.
— Значит, ты считаешь, что твои родители, имена которых ты так и не можешь вспомнить, были правы, назвав тебя несчастливым именем?
Лилит глубоко вздохнула и выпрямилась на сиденье. Когда она решилась ответить, голос у нее почему-то сел.
— В эти несколько дней, Хосе, я чувствовала себя необыкновенно счастливой.
— По правде говоря, красавица, я тоже. А теперь, — он нажал на тормоз, — нам следует остановиться и размять ноги.
— Что? Ox…
Она вышла из машины и остановилась около остатков стены чуть в стороне от дороги. Хосе подвел девушку к гранитной глыбе с выбитой на ней арабской вязью непонятной надписью и объяснил, что этому камню и руинам больше тысячи лет. Остались они как напоминание об арабском нашествии.
— Смотри, внезапно стало светло! — воскликнула она. — Словно небо кланяется нам.
Хосе поднял голову и задумчиво сказал:
— Здесь, в Андалузии, немало памятников далекого прошлого.
— Даже воздух в Андалузских горах какой-то необыкновенный, словно напоен духом истории, — ответила Лилит. Легкий ветерок играл в ее волосах, а заходящее солнце окрашивало их в темно-розовый цвет. — Знаешь, Хосе, за эти дни что-то во мне переменилось, — тихо произнесла она.
— Очень рад этому, красавица. — Он взял девушку за руки, глаза его поблескивали. — Значит, ты достаточно набралась храбрости, чтобы сказать мне правду?
— Я… Мне кажется, что да. — Она втянула в легкие чистый горный воздух. — У меня… никогда не пропадала память. — Лилит заглянула ему в глаза. — И ты знал об этом, да?
Он кивнул. Его руки продолжали удерживать ее, а глаза — трудно понять их выражение — прямо смотрели на нее.
— Сначала я невольно соврала тебе, потом мне стало стыдно, но как-то так получилось, что я продолжала упорствовать.
— Ну теперь-то ты готова сказать, кто ты на самом деле?
— О да! — Слова полились из нее, как из фонтана. — И все потому, что ты и твоя Испания так сильно повлияли на меня. Дали мне возможность почувствовать себя непринужденно и стать самой собой. Правда… я стала совсем не такой, какой была до этого, Хосе.