Макмейн отпер дверь тюремной камеры и вошел. Он поздоровался с керотийским генералом. Должно быть, он был единственным из офицеров, кто делал это, он в этом не сомневался. Остальные относились к пленному генералу как к обычному преступнику. Более того, они относились к нему как к мелкому мошеннику или карманному воришке — преступнику самого низкого пошиба.
Генерал Таллис встал, как всегда, и ответил на его приветствие.
— Допрое утро, полкофник Макмейн, — произнес он. В керотийском языке недоставало многих согласных, которые есть в английском и русском, и в результате Таллис сильно шепелявил и оглушал звонкие звуки. Английское «р», такое, как в словах «ром» или «крыса», у него вовсе не получалось; он мог произнести его только на манер немецкого гортанного «р». Носовые «м» и «н» были не так ярко выражены, как в английском, но вполне различимы.
— Доброе утро, генерал Таллис, — отозвался Макмейн. — Садитесь. Как вы себя сегодня чувствуете?
Генерал снова присел на свою жесткую койку, стоявшую рядом с единственным стулом, что составляло всю обстановку маленькой камеры.
— Насстолько хорошо, нассколько это фозможно. У меня слишком мало опыта… Я, как бы это сказать? Я стал софершенно кротким. Кротким? Так прафильно?
— Правильно. Вы хорошо выучили наш язык за такой короткий срок.
Генерал не поблагодарил его за комплимент, только пожал плечами.
— Когда от этого зафисит тфоя жизнь, фыучишь.
— Значит, вы полагаете, что ваша жизнь зависит от того, насколько хорошо вы изучили наш язык?
Оранжевое лицо генерала искривила усмешка.
— Разумеется. Фаши люди не шелают учить керотийский. Если же я не смогу отвечать на фопросы, какой от меня толк? Пока я полезен, я буду жить. Расве не так?
Макмейн решил, что сейчас самое время ошарашить керотийского офицера.
— Я в этом не уверен, но вы можете намного продлить свои дни, если принудите нас заняться изучением керотийского, генерал, — произнес он на чужом языке. Он знал, что очень плохо говорит по-керотийски, так как изучал его при содействии офицера, захваченного вместе с генералом, но тот был тяжело ранен и прожил всего две недели. Тем не менее пленный дал ему основные знания, которые он пополнил с помощью книг и записей, найденных на развороченном керотийском корабле.
— Что? — Генерал удивленно заморгал, затем улыбнулся. — У вас просто ужасный акцент, — сказал он по-керотийски, — но, конечно, не хуже, чем мой, когда я говорю на вашем английском. Полагаю, вы намерены вести допрос на керотийском, да? Вы надеетесь, что я смогу рассказать вам намного больше на своем родном языке?