– Что-то случилось? – настороженно спросил Зотов.
– Да так, ничего особенного, но обсудить надо.
– Хорошо, я постараюсь.
Старания Зотова привели к тому, что до дому он добрался в двенадцатом часу вечера. Панкратьева уже проверила у Федьки уроки и запихала его в кровать.
Алик поставил чемодан в прихожей и стал не торопясь раздеваться. Панкратьева смотрела, как он снял идеально чистые ботинки, аккуратно поставил их на место, повесил куртку на плечики, снял пиджак и распустил галстук. Выглядел Зотов очень даже симпатично. Высокий, плечистый, ни грамма лишнего жира, пахнет дорогим парфюмом. Слегка лысоват, улыбка приятная, глаза добрые, ласковые и внимательные.
«Чего еще надо девушке для счастья? – думала Панкратьева. – Может, зря я это все затеяла?»
«Ага, милочка моя, – откуда ни возьмись, прорезался вдруг внутренний голос. – Ты, никак, забыла, что у этого симпатяги в башке? Что, твой бывший не симпатяжка разве был?»
– Ну, чего тут у вас? – спросил Зотов у Панкратьевой, чмокнув ее в щеку.
– Пойдем на кухню, поговорим, а то Федька уже спит, – сказала Панкратьева.
– А есть дадут?
– Нет. Сырой рыбы нету.
Панкратьева не смогла удержаться, чтобы не подковырнуть Зотова. Тем более что он не знал о том, что она в курсе его сургутских приключений.
Зотов открыл холодильник.
– Да! – возмутился он. – Полный холодильник всякого говна, а есть нечего.
– На вкус, как на цвет, товарищей нет, – заметила Панкратьева.
Зотов достал из холодильника банку с медом, взял из хлебницы шибко полезный хлеб с какой-то шелухой и стал не торопясь намазывать его медом. Панкратьева этот хлеб никогда не ела, не могла в рот взять, но всегда покупала свежий для Алика.
– Чаю хоть дай! – попросил он Панкратьеву.
– Уже, – ответила она, ставя перед ним чайник со свежезаваренным зеленым чаем.
– Слушаю тебя внимательно. Рассказывай, а то я спать хочу.
Зотов налил чай в блюдце и начал громко прихлебывать. Ничего более подходящего он изобразить не мог. Более всего в Зотове Панкратьеву раздражала эта его манера пить чай из блюдца, растопырив пальцы и громко прихлебывая при этом. И если еще пять минут назад она сомневалась в том, стоит ли сейчас говорить то, что она собиралась, то при первых звуках этого роскошного чаепития все сомнения моментально рассеялись.
– Алик! Нам надо расстаться, – объявила Панкратьева.
– Не понял! – Зотов со стуком отставил блюдце.
– Чего непонятного? Я останусь тут с Федькой, а ты будешь жить у себя на Невском.
– А с какого перепуга?
Сказать, что лицо Зотова в этот момент выражало удивление, значит, не сказать ничего. Таким растерянным Панкратьева его не видела никогда. Даже стало его немного жалко.