– Неплохо бы, – сказал он.
– Кружечку, – сказали мы.
– Бидончик, – сказал он.
– Литровый, – сказали мы с надеждой.
– Трехлитровый, – сказал он.
Ссыпали ему в карман всю нашу мелочь, и в ответ он потянул из недр бензовоза нетолстый шланг, залил доверху наш бак. Количество бензина не играло никакой роли. Он даже не поинтересовался этим. Слон отпустил от своих щедрот котенку. Если бы мы попросили, за трехлитровый бидончик пива он залил бы доверху всю нашу машину вместе с салоном и багажником.
– Я тут по нечетным, – сказал шофер и потерял к нам интерес.
– Вот, – сказал мой невозможный друг, когда ветерок снова загулял по головам. – Таких ископаемых можно встретить только за городом. То ли еще увидим! В городе точно бы содрали на бутылку.
– Ты не прав, – сказал он через минуту, хотя я не сказал ни слова. – Патриархальные отношения. Натуральное хозяйство. Он нам, мы ему. При чем тут вообще государство? Оно отомрет скоро. За ненадобностью.
Тут нас потащило вдруг направо, потом налево, снова направо и вынесло на обочину. Мотор заглох. Пыль осела. Мы сидели перепуганные и глядели друг на друга.
– Это чего? – спросил мой друг.
– Не знаю.
– Ты должен знать. У тебя права.
– Это ты должен знать. У тебя машина.
– Да, – согласился он. – У меня машина.
И вынул из рюкзака бутылку.
– Это зачем?
– Снять дорожное напряжение, – ответил он и закусил огурчиком. – Тебе не дам. За рулем – ни-ни.
Правое заднее колесо выглядело плачевно. Оно было сдуто и распласталось раздавленной лягушкой под тяжестью машины.
– Запаска есть? – спросил я.
– Кто ее знает, – ответил мой невозможный друг.
– Но ты как покупал: с запаской или без?
– Вообще-то, – похмыкал он, – я еще не покупал... Вернее, я купил, а деньги пока не отдал. Но хозяин сказал, что там всё есть!
– Открывай тогда.
– Нет, ты.
На груде хлама, что забил весь багажник, на самом его верху лежал старый, мятый, в прозелени самовар.
– О! – сказал невозможный мой друг. – Время попить чайку.
Вода у нас была – полная канистра. Шишки мы набрали тут же. Щепочки, прутики, бумажки. Сколько их нужно для одного самовара?
Бугорок в ромашках ждал уже за обочиной, дымил вовсю самовар, и мы прихлебывали кипяток из алюминиевых кружек на потеху и остолбенение пролетающего на скорости народа. «Чай да сахар, мужики!» А нам хоть бы что. Мы полотенцами утираемся. Сахарок хрумкаем. Из краника подливаем. На Руси еще никто чаем не подавился.
Тут мой друг бурно вдруг опьянел. От одного, может, удовольствия.
– Вопрос, – сказал с едкой ухмылочкой, – это что такое вы кушаете, чай или сбитень? Ответ: сбитень.