Вместо приветствия она слегка повернула к нему голову — он увидел только ее щеку — и, ему показалось, грустно улыбнулась. Молча. Он чувствовал себя так уютно, так естественно, сидя рядом с ней и обнимая ее, но вот ее молчание… Оно было неестественным, слишком глубоким. Так молчат, когда готовятся сказать что-то важное, способное перевернуть жизнь. Их жизни, пронеслось у него в голове. И он почувствовал озноб.
Потом Джун встала и, глядя на него сверху вниз, каким-то усталым голосом, без улыбки спросила: «Значит, мы теперь напарники?» Он открыл было рот, чтобы сказать ей: нет, не просто напарники, теперь он твердо знает: жизнь это не только дельфины, это больше, чем дельфины, теперь он понял, самое большое счастье — делить с кем-то горе и радость, приходить в дом, где тебя ждут и понимают…
Слова душили его, распирали грудь, но тут послышался какой-то шум, сжавший голову тугим гулким обручем, и он с ужасом увидел, как Джун, постояв и не дождавшись ответа, стала медленно удаляться. Медленно-медленно, ни разу не обернувшись… А гул все нарастал и нарастал, пока, слившись с невыносимой тревогой сердца — сейчас она уйдет, а он так ничего ей и не сказал, — не вырвал его из этого болезненного сновидения.
Бретт, встревоженный, весь в поту, протянул руку: неужели она ушла? Нет, Джун лежала, как всегда, прильнув к нему. Почувствовав его прикосновение, она с трудом открыла глаза и что-то пробормотала. Он не разобрал что: нелепый сон еще туманил ему голову, а какой-то настырный гудок окончательно сбивал с толку.
— Что такое? — сонным голосом, но вполне явственно спросила Джун. — Кто-то гудит…
Бретт прислушался. И в самом деле: похоже, где-то рядом непрестанно жали на клаксон.
Он встал и торопливо натянул шорты.
— Сейчас узнаю.
Вернулся он быстро, кипящий гневом, но с улыбкой на лице.
— Это твой ненормальный помощничек Робин. Вот уж кто настоящий ненормальный, между прочим, — не удержался он, чтобы не подколоть Джун. — Приехал сообщить, что звонил Гарри из Новой Зеландии, будет в парке примерно в полдень. Хотел бы с тобой встретиться.
— Сколько же мы спали? — удивилась Джун. — Который сейчас час?
Бретт усмехнулся.
— Ну, если знать, когда мы уснули, то спали мы совсем немного. А времени сейчас, — он взглянул на часы, — начало одиннадцатого, так что стоит поторопиться.
На этот раз Бретт вел мопед быстрее, чем всегда, — в какой-то не осознанной разумом надежде, что встречный ветер и стремительное движение выметут из головы проклятый сон. Конечно, Джун уедет. Она упорно избегает разговоров о дне отъезда, толкует о каких-то особых соображениях, но ведь уедет же… Все равно уедет. А ему, черт побери, уже невозможно представить свою жизнь без нее. Как и без дельфинов. Как и без нее. Как и… Проклятый сон!