– Надя, осторожнее – печет!
– Ларик, потерпи, иначе месяц проваляешься тут! Неужели нравится ходить на четвереньках?
Иллариону Чихории не нравится ходить на четвереньках и не нравится болеть. Он чувствует себя в полной зависимости от своей послушной, воспитанной в кавказских традициях жены. Жена начинает командовать им, муж-грузин начинает страдать.
Но это полбеды. К страданиям морально-физическим добавились еще и морально-политические. По высочайшему приказу военное училище, где он преподает тактику и где учился его сын, закрывают и расформировывают.
– Такая учебно-материальная база! – с мягким грузинским акцентом говорит Чихория-старший. – Единственное у нас училище, где более-менее прилично готовили пехотных офицеров к действиям в горах! И все это – под нож! О чем они там, в Москве, думают?
Разве так можно? Что, войн в горах больше никогда не будет?!
Этот Кавказ – как пороховая бочка. Тут больше сотни народов и национальностей. И каждый нож за пазухой держит, норовит соседа зарезать и себе что-нибудь урвать.
Чихория-младший слушает молча, вздыхает и выходит на лестницу покурить. Ему обидно за училище, за армию и за страну, но не так, как отцу. Георгий надел погоны в смутное перестроечное время и более привычен к военной неразберихе и головотяпству последних лет. Чихория-старший со своими устоявшимися житейскими принципами болезненно воспринимает новости. Он впервые не знает, как прокормить семью: училищу, как и мотострелковому полку, где служит сын, уже третий месяц не дают денежного довольствия.
– Генерал Соколов из своего кабинета почти не выходит, на утреннем разводе боится офицерам в глаза смотреть. – Илларион Чихория качает крупной головой, когда-то укрытой жесткими черными кудрями, а теперь серой от седины. – Вот невезучий генерал! Командовал дивизией в Грозном – начался в прошлом году этот чеченский мятеж, сумасшедший Дудаев неизвестно откуда появился и неизвестно что затеял. В другие времена только дай приказ – разнесли бы к чертовой матери этот Грозный вместе с бандитами. А так – целую дивизию растащили, фактически – разгромили… Сколько оружия там оставили – ужас!
Жена Иллариона, шаркая тапочками, уходит на кухню готовить чай. Ей страшно слушать разговоры про оружие и мятеж. Женское сердце чует войну.
– И что, разве Соколов в этом виноват?! – продолжает Чихория-старший, глядя в стену перед собой и морщась от жгучего песка на пояснице. – Только назначили его начальником училища – опять беда!.. Я сокращения не боюсь: пенсию, слава богу, заслужил. Но ведь жалко, обидно – такое училище, такой преподавательский состав разогнать – разве это не вредительство?! Эх, нету Сталина! Иосиф Виссарионович быстро бы порядок навел.