Совершенно новый ресторан “Патио” (почему не назвать бы просто “Дворик засранцев”?) тянет на иностранщину, обалдели с этими “баксами”, “кастингами”, “картингами” и “керлингами”.
Темнело. Улицу хорошо очистили от снега, постарались. Так было во все времена: центр тщательно приглажен, зато рядом в переулках трещат под градом сосулек проломленные черепа. Я задрал голову и увидел увесистые льдины, угрожающе свисавшие с крыши. Представил белокурую бестию, направляющего сосульку на мой кумпол, представил, прижался к кромке тротуара и убыстрил шаг, – приключения последнего времени сделали меня мнительным психом. А может, я таков от рождения?
Я волком бы выгрыз бюрократизм, да не выгрызть его никогда, – привет тебе, Великий Самоубийца, сжимающий кулак! Слабые души превратили тебя в фанатичного кретина, – разве свиным мозгам понять титанов, умирающих вместе с Утопией: Зигфрид и Брунгильда не сопливятся, как Кавародосси, который никак не откинет копыт (“И вот я умираю…”, а все не умирает), они принимают смерть спокойно и бесстрашно.
Вот и небоскребный памятник любви к Поднебесной, гостиница Усовой постройки, раньше она казалась мне долговязым уродцем, а ныне совсем не эпатировала, наоборот, разбудила померкшие чувства к мандаринам и кули. Часть помещения занимала монастырская гостиница, уверен, блин [23] , ничего не изменилось, организации не в привычках уступать площадь. Я заскочил внутрь: обстановка вокзальная, вокруг толстомордая охрана, пропуска куда-то и зачем-то, парочка милых девиц школьного возраста в костюмчиках от Версаче (в Лондоне таковых не встретить). Первые мекленбургские шлюхи. Событие дня. В прежние времена таких бесцеремонно высылали за пределы города (если, конечно, Монастырь не пользовался их услугами в высоких государственных целях). Я вышел на площадь и приблизился к театрам и залу более приличного Ильича (с мальчиками), вокруг шла оживленная торговля с лотков книгами, дисками и ширпотребом.
Бывало, за углом в гастрономе “Джорджия” в отделе соков я душевно пивал один-другой граненый стакан финьшампаня у стойки. Тихо и скромно гордясь, что нигде в мире столь демократически не торговали шампанским (правда, дерьмовым) в разлив. Разве поверил бы этому буржуа, покупающий “Вдову Клико” в магазине “Харродс”? Увы, “Джорджия” исчезла, как заблудший призрак моих снов, ее заменили магазины с западными витринами, видимо, в правительстве уже перестали воспринимать кириллицу и ожидали папских нунциев, провозглашающих переход на латынь.
На улице разжалованного Буревестника тем временем начинался настоящий парад шлюх, зрелище незабываемое для гражданина, привыкшего к шествию счастливых папаш с детьми на плечах и радостных юношей, тянувших в небо слоганы и портреты вождей. Лихо тормозившие автомобили, разгоряченные морды, слюна, капающая на асфальт. Оживленная мамка отбегала от своего выводка к водителю, короткий размен мыслей (размен чувств будет потом), парочка уточек сноровисто прыгала на заднее сиденье, и машина катилась дальше навстречу подвигам.