Вот они, эти записки и письма, они и сейчас лежат в нижнем ящике письменного стола.
«…Ну, если я дядя, то можете на меня положиться. Научу плавать, кататься на велосипеде и пр. Но при одном условии: пусть называет меня дядей.
Леха»
«…Жена нашего дорогого Андрея! До сих пор он тебя от нас прятал. О причинах догадаться нетрудно: Отелло! Его вечно грызла тайная ревность и уже почти сгрызла: отъела одно ухо. Но мы ворвались к тебе впятером как представители Военно-Воздушных Сил республики. Надеемся скоро тебя увидеть. Пьем твое здоровье. Привет ребенку. Ура!»
«…Сашенька, сейчас вечер. Я пришла к твоим. Пусто без тебя. Андрей сочиняет тебе длинный список приветствий и честно старается не забыть всех поздравивших. Разговаривать с Андреем стало немыслимо. Он такой гордый, как будто сам родил.
Пожалуйста, опиши мне дочку разумным литературным языком: внешность, наклонности характера, психофизические свойства… Как ты ее собираешься назвать? Неплохо было бы в честь меня.
А Володя Левин — ничего, симпатичный. Не без остроумия».
«Вы спрашиваете, какая дочка? — писала Саша. — На руках по пять пальчиков, в носу две дырочки. Как назвать ее, не знаю. Это очень сложно. Имя должно подходить к человеку. А какой она человек, пока еще не особенно ясно.»
Но с именем оказалось не так уж сложно. Вопрос решил не лишенный остроумия Володя Левин. Он предложил всем членам семьи и ближайшим друзьям написать какое-нибудь милое их сердцу имя (лично он написал «Юлия»). Тетя Маргарита написала «Эвелина», и, готовая ко всему, Саша с ужасом думала о том, что не ровен час — она вытащит эту, свернутую трубочкой бумажку. Леша написал «Тамара» — так звали девочку, которая считалась самой умной во всех шестых классах. Разумеется, Константин Артемьевич написал «Нина», кто-то написал «Гаянэ». Возможности были неисчерпаемые, у каждого нашлось заветное имя. Дядя Сурен из Милютинского переулка, размечтавшись, написал имя девушки, за которой он ухаживал в юности, когда жил еще в Эривани. Ту далекую, прелестную девушку звали Офелия. Готовая ко всему, Саша вытащила билетик и дрожащими руками развернула его. На бумажке стояло «Анна».
Все облегченно вздохнули.
— Могло быть гораздо хуже! — сказала Нина Викторовна.
И маленькую сразу перестали звать «девчонка», «младенец», «крикунья». И как это раньше никто не понимал, что она Аня, Анюта. И только. Это имя написала Саша. Так звали мать Андрея. И так звали Сашину учительницу. А Саша ее очень любила.
Анюта орала. Ух, как она орала! Она совсем не думала о родителях. Днем она отсыпалась, а ночью — вопила.